27о мороза. Мы закутаны, тяжелы, как водолазы на суше: валенки, ватные брюки, бушлаты поверх телогреек, платки поверх шапок. Идти трудно, дышать нечем. Едкая мгла, над постройками столбы розоватого дыма. Белое небо, белое Солнце, белая земля. Я никогда не увлекалась Арктикой и зимним спортом, терпеть не могу холод, ненавижу мороз. Если теори перерождения верна, я прежде жила в Южной Азии - где-то на Цейлоне, в Бирме или Камбодже. Тело, чувства, разум и дух застыли, сейчас я шагающий робот. Несколько бригад идут пешком девять километров в еловый лес пилить сухие бревна. Там когда-то не закончили повал, и в чаще живых деревьев под метровым слоем снега наворочен хаос. Старые стволы валяются крест-накрест, как попало: нам надо их прищупать, раскопать, очистить и распилить, сложить в штабеля. Под снегом еще сохранились "усы" - выложенные досками колеи разветвленных дорожек. Ноги проваливаются в щели между бревнами, возимся по пояс в снегу, задыхаясь от проклятого мороза, рукавицы мокрые, в них то тает, то дубеет снег, и руки мерзнут.
Раз в месяц придурки дежурят по очереди в конторе всю ночь, подходят к телефону, вызывают кого надо, сторожат (в связи с этим мне пришлось побывать в мужском бараке: дым, пот и храп). Обычно спим в коридоре на лавке, но в эту историческую ночь было не до сна. Вместе со мной дежурит агроном Дробышевский. Сидим на лавке в пустом коридоре. Час ночи, два, три... Затаив дыханье, слушаем радио: торжественная тихая музыка, взволнованные, но медленные слова диктора: "Серьезно болен товарищ СТАЛИН..." Мы напряжены до предела, молчим, не довер друг другу, но понимая без слов. Утром 5 марта 1953 года Кривошеев повелел всем собраться в клубе - слушать важное сообщение. Долго ждем, и вот часов в одиннадцать (наконец-то...) "скончался товарищ СТАЛИН". Что почувствовал и подумал каждый заключенный, каждый беспартийный, каждый партийный в СССР - неизвестно, страх замкнул уста. Я вышла из клуба в пустырь за конторой. Белесое небо, мерцают редкие снежинки, и вдруг сквозь ровную тучу проник луч, бледный мартовский луч... Знак? Предвестие новой эры? Да, мне показалось, что так... Айно, уткнувшись лицом в кулису, плачет на сцене. Делаю вид, что сочувствую всесоюзному и личному горю (сомневаясь, искренние это или крокодиловы слезы?). Однако что-то надо делать, как-то отметить? Но Кривошеев и все вольняшки исчезли из зоны! Позвонила ему из конторы домой, шеф мрачно сказал: "Готовь стенгазету получше, сделай траурное оформление. Собери материал да проверь как следует, чтобы там... не того..."
Начало новой жизни: ясное сентябрьское утро, светло, свежо. Идем пешком туда, где будем жить и работать, идем по равнине с пнями, потом по дороге через лес. Не маршируем, идем вольно, вразброд. Женщины шагают, согнувшись под тяжестью чемоданов и узлов, задыхаются и ноют. Хорошо, что меня задержали в пути, - лишь строгий минимум на спине. Сзади плетется равнодушный конвоир. В еловой чаще ярко желтеют отдельные березы. Я оживаю после прокуренных камер и тесных дворов, глубоко до дна вдыхаю совершенно чистый воздух: ноги набирают прежнюю силу, как в турпоходе, глаза видят рядом родные травы: облетевший иван-чай, бледные сухие метелки, мать-и-мачеху, пырей... Вопреки все- му - гибели прошлого, разлуке с мамой, утрате всего, кроме жизни (или именно оттого?), - мне весело: начнем с нуля! Следователь Зотов исполнил свое обещание, отправил меня в лес, я исполню свое: перекуюсь.
Разные людские потоки в разные годы лились в лагеря — то раскулаченные, то космополиты, то срубленная очередным ударом топора партийная верхушка, то научно-творческая интеллигенция, идейно не угодившая Хозяину — но всегда и в любые годы был единый общий поток верующих — «какой-то молчаливый крестный ход с невидимыми свечами. Как от пулемета падают среди них — и следующие заступают, и опять идут. Твердость, не виданная в XX веке!» Это строки из «Архипелага Гулаг».
А какое это было событие вселенского масштаба-открытие кинотеатра! Ходили практически на все фильмы:семьями, классами, коллективами. А геометрия дорожек объясняется очень просто: по окончании сеанса люди выходили из зала по бокам кинотеатра. Вон маленькая дверь около трубы.
Дааа... Я здесь 5 лет отучилась, с самого первого дня существования школы. А какие преподаватели были! Это они привили мне любовь к музыке, особенно к классике. До сих пор помню всех!
Вот же и полоски земли наши за домами! Под картошку! Всем желающим выделяли и мы, всей семьёй туда ездили сажать, окучивать и выкапывать. Костры жгли, картошку пекли. Как было здорово!
