Рассказы о Раздельной. Часть 2 - Пишут пользователи - Все о Вятлаге

Начнем и мы. На Раздельной всегда была общественная баня, "общая", как её называли. Иногда она сгорала, бывало и такое, но её быстро отстраивали на новом месте. Наряду с общественной, у многих жителей станции были построены свои, индивидуальные баньки, как правило, недалеко от дома. Они почти ничем не отличались, ну, разве только размерами, да и в "своих" банях отделение для мытья и парилку совмещали. Общественная баня работала только по выходным дням - субботам и воскресеньям. Её любили и предпочитали в ней париться большинство жителей станции.

Баню начинали топить с позднего вечера пятницы. Начинала работу баня с 9 часов в субботу и заканчивала в 21 час. Причем с 9 часов и до 15 она была "мужской», а с 15 и до 21-го часа–«женской». Не знаю, кто и когда установил такой порядок, но он всегда соблюдался. Отделение для мытья и парилка в бане были раздельными. В отделении для мытья из стены торчали два крана с тормозных трубопроводов железнодорожного вагона, а здесь ими просто перекрывали подачу горячей и холодной воды. Печь в бане как правило, топили до того момента, когда камни в каменке парилки становились красными от нагрева. Если первый посетитель заходил в парилку и не видел красных камней, он говорил - "Парилка сегодня плохая". Тут же говорили банщику, чтобы топил получше. А если мужики не находили банщика, сами приносили охапку дров и подкидывали в печь. Потом немного ждали, курили в предбаннике, вели разговоры и только после этого приступали к банному священнодействию.

Предварительно веник для парилки, а он в наших местах был только березовым, других не признавали, запаривался в тазике с крутым кипятком. Позже в жизни мне приходилось посещать парилку и с пихтовыми, и с дубовыми, и еще с какими-то вениками, но, признаюсь, березовый веник в парилке - это самое лучшее, что можно было бы придумать. В парилке было три полка, не полки, а именно полка с ударением на букву "а", есть такое русское слово.

Я запомнил в точности как парился отец. Он сразу начинал ковшом с длинной рукояткой понемногу плескать воду на каменку. Делал это несколько раз. Вода должна была быть достаточно горячей, но только не холодной. От холодной воды камни быстро охлаждались, да ещё от большого перепада температур камень мог треснуть и поранить парильщиков осколками. Температура в парной нагонялась до того предела, пока отец мог ее терпеть. Потом какое-то время отец и другие парильщики сидели на верхнем полке и согревались. Согревшись, доставали распаренные в кипятке веники, отряхивали от лишней воды и начинался сам процесс парения. Перед парилкой нельзя было окатываться водой - сразу терялись острота ощущения.

Парился отец жестоко, не жестко, а именно жестоко. Я рядом с ним мог находиться только на втором полке. Выше подняться не хватало ни смелости, ни духу. Это самоистязание веником длилось минут 5-10, когда немного сходил пар, отец звал меня к себе. В самые первые свои походы в парилку, я помню, что лежал животом у него на коленях, а он охаживал меня веником. Не помню своего возраста, скорее всего более 5 и не более 10 лет. После парилки отец никогда не окатывался водой, выскакивал в предбанник, садился и отдыхал минут 10-15. Таких заходов он делал 3 или 4, и только после этого шел мыться. Зимой после парилки он иногда выскакивал на снег и прыгал в сугроб. Несколько раз перевернется на снегу, покатается, а потом опять снова в парилку на полок, чтобы снег стаял. И только после этого выходил отдохнуть в предбанник. Было еще одно, да оно и не одно, интересное наблюдение - очень многие прямо в бане брились. Электробритв тогда не было, а может они не были доступны всем, ну не принято было мужчинами на Раздельной бриться каждый день. Меня это удивляло, и я как-то спросил отца, а почему он никогда не бреется в бане. Причина была более чем прозаическая. В основном брились те, кто принес эту привычку из лагеря. В лагере разрешалось бриться раз в неделю. Поэтому и приурочивали многие мужики эту процедуру к банному дню.

Еще один интересный момент, а связан он с татуировками. Только в бане можно было рассмотреть эти изображения во всей красе. На мужиках много было всевозможных татуировок, потому-что многие из них прошли через Вятлаговские ОЛП, а после отсидок попросту осели в наших местах, по разным причинам вернуться в родные места не получалось. Кто-то семью завел, кто-то оставался под административным надзором после освобождения, а кто и просто влюблялся в наш суровый край и оставался жить. А некоторые просто боялись возврата в те места, откуда и привезены был в "столыпинском вагоне" против своей воли. Были и такие.

Но о татуировках. Мне запомнились две - у Ивана Свинарева на всю грудь было вытатуировано знамя. Знамя полка. Иван прошел всю войну с 1941-го и по 1945-й год. Судьба уберегла его от ранений, была только одна контузия за всю войну - редкий случай. В 1941-м году выходил он из окружения с остатками подразделения, штабные документы закопали, а знаменем полка обернули грудь Ивана Свинарева - так и спас он свой полк от расформирования. Иван за это был награжден медалью. Немного позже, между боев, какой-то умелец из бойцов увековечил это событие на Ивановой груди. Татуировка была сделана некачественно, но «ЭНский стрелковый полк» в полукруг по верху вытатуированного полотнища можно было прочитать.

Вторым обладателем интересного изображения был некий Гиви. Как он попал на Раздельную, откуда - я не знаю. Это был мужчина крупного телосложения, грузин, лет 35-40. На спине его были изображены горы, на их фоне то ли сабля, то ли боевой топор, а ниже на грузинском языке два четверостишия, восемь строк. Татуировка почти на всю спину, сделана очень качественно, можно даже сказать красиво. На наш вопрос, что это все означает, он прямо в бане рассказал, что это его любимые строки из бессмертного произведения грузинского поэта Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре". На вопрос, о чем же это поэма, он тогда ответил фразой, которая прозвучала прямо таки антисоветски: "Это рассказ о том, как грузинский народ борется за свою свободу".

Во время походов в баню встречал я и такие редкие татуировки, как профиль Ленина на одной половине груди, а профиль Сталина на другой. У некоторых были и купола с крестами, мы и знать не знали, что такие тату могли иметь только "авторитеты" в зоне.

В 60-е годы, вспоминается, была попытка продавать пиво прямо в бане. Не знаю, чья это была инициатива, но она с треском провалилась. По порядку, мужики решили приблизить условия посещения бани на Раздельной к городским, чтобы можно было не только попарится и помыться, но и расслабиться с удовольствием. Для этого как-то в банный день привезли бочку пива и поставили в предбаннике. Торговать взялся муж Пани Карловны Ивановой. Для извлечения пива из бочки был привезен специальный насос, при помощи которого пиво из бочки наливали в мерную алюминиевую кружку, а уж из нее переливали в стеклянную тару любителей пива. Чтобы этот насос вставить в бочку, нужна была немалая сноровка. Для этого деревянную пробку, которая была забита в бочку, молотком и наставкой нужно было немного забить внутрь бочки. Тут нужно было угадать момент, не пробить ее внутрь, но и недобить тоже нельзя - насос невозможно будет вставить. С грехом пополам насос всё-таки вставили в бочку, и пошла торговля. То ли пиво в тот день было хорошее, то ли начинание пришлось всем мужикам на Раздельной по душе, но уж 3 часа дня наступило, а народ не отходит от бочки.

А тут уж женщины подтягиваются с малыми детьми и все со своими тазиками, их время париться подошло, а мужички не хотят уходить из бани. Еле остановили эту торговлю пивом и перевезли бочку с остатками пива в магазин до следующего дня. Но больше пиво в бане не продавали. Скорее всего, из-за протестов представителей женской половины населения Раздельной.

Любители попариться были и среди женщин. По рассказам очевидцев круче всех парилась Красикова Маруся. Женщина небольшого роста, сухонькая, в возрасте, парилась по несколько заходов и до такой степени изматывала себя, что не могла сама идти домой. Поэтому зимой точно в условленное время к бане приходила дочь, зять или сын и на саночках везли ее, закутанную в шаль, домой. Летом же она потихоньку сама добиралась до дома. А по жизни она была шустрой женщиной, воспитавшей двух дочерей и двух сыновей.Дожила она до вполне преклонного возраста и оставила наш мир в возрасте 92-х лет.

И еще одно: при строительстве бани для каменки требовались камни. Как правило, это природные булыжники диаметром 15-20 см. Такие в наших местах большая редкость. Но было одно место в лесу около поселка, это взводный огород. Там этих камней было достаточно много. Как они появились там - вряд ли кто найдет ответ, скорее всего в доисторические времена ледник перенёс их на этот участок земли и они постепенно выдавливались из глубины земли на поверхность. Но булыжники почему-то встречались только на взводном огороде и нигде в другом месте. И жители поселка использовали их для устройства бань, а так же эти камни применялись в качестве гнета при засолке грибов да капусты

Про веники для бани. Я сохранил любовь, да, ни больше, ни меньше, а любовь к русской бане до сегодняшнего дня. Практически каждый выходной, особенно в холодное время я посвящаю походам в парилку. Мне приходилось париться в бане и дубовым веником, и липовым, и пихтовым, и даже таким экзотическим, как эвкалиптовый, не знаю, правда ли он был таким, но убеждали. Но считал и считаю - лучше, чем березовый веник ничего не встречал. Можно со мной не соглашаться, но это мое устойчивое мнение. Веники для бани жители Раздельной заготовляли в июне месяце. Июнь был этаким переходным периодом между весной и летом. На Раздельной в это время вроде как и весна закончилась, и лето не наступило. Весенние работы, связанные с вспашкой огородов, посадкой картофеля закончились, а грибы-ягоды еще не поспели, вот и наступал момент заготовки веников для бани. Хоть и хватало для этого один-два дня, но это и было как раз то время. Обычно для этого срубалась одна-две березы, обрубались все ветки, вязали вязанки, и доставляли их домой.

Самое интересное, что не всякая береза подходила для этого. Есть береза, у которой листочки как бы покрыты мелким ворсом, отец называл такое дерево бархатным или еще мохнатым. Оно для веников не годилось. Выбирали для заготовки веников дерево с чистой поверхностью листа, "чистолистку". Поверхность листочка такой березы была глянцевой, блестящей. В июне такие листочки уже теряли свою клейкость, но не становились грубыми. В этот момент они и подходили более всего для заготовки. Все это было проверено и наработано нашими предками за десятки и сотни лет, а мы лишь пользовались их опытом. Где-нибудь во дворе вязанки разбирались, от крупных ветвей отделялись мелкие и из них уже формировали сам веник. Сделать старались это быстро, чтобы листва не успела привять и подсохнуть, от этого потом зависело, будет ли лист облетать или нет, когда вы будете париться этим веником. Веников заготавливали 50-60 штук, по количеству выходных в году. Использовали веник один раз. После бани мы приносили его домой, и с ним в баню шла уже мама с моими сёстрами. После этого веник использовали в хозяйстве. Веники для уборки дома, двора из сорго и просяные были в наших местах большим дефицитом, да зачем покупать, если есть свои, доморощенные.

Вот такие воспоминания сохранились у меня о бане на станции Раздельная.

Вспоминаются походы на речку Сысола, именно походы, путь был не близкий. На Сысолу можно было добраться по двум дорогам. Одна начиналась за первым стрелочным постом и шла по полотну бывшей ветки железной дороги от станции Раздельная и до самой речки. Другая шла от 58 километра Гайно-Кайской железной дороги по просеке, прорубленной для прокладки лежнёвки во времена существования 13-го лагпункта, по которой вывозили лес к месту погрузки на железнодорожные вагоны.

Легче, интересней и намного короче была дорога от первого поста по полотну бывшей железнодорожной ветки. По ней можно было ездить на велосипедах. Справа весело журчит ручеек, можно всегда напиться. Частенько можно было увидеть зайца, выбегавшего на дорогу, изредка встречались выводки рябчиков, устраивавшие себе этакие "песчаные" ванны прямо на дороге. У диких пернатых, как и у всех животных, иногда заводились насекомые – паразиты. Стараясь избавиться от них, они и устраивали себе такие процедуры. Находили место, где был небольшой островок песка, примерно 50 на 50 см, это могло быть место и в лесу, и на дороге. Птица ложилась в этот песок брюшком, а потом крыльями взбивала песок, стараясь им обсыпаться, и крутилась на месте, и елозила по этому песку. Я пару раз издалека наблюдал за подобным действом, это был или рябчик, или тетерка, я не различил, хотя вторая немного больше по размерам. Подобные места мы называли "пурхалки" и они встречались по лесам довольно часто.

Примерно через километр слева от дороги начиналось открытое место. Здесь раньше были эстакады для погрузки леса. В военное и послевоенное время заключённые Вятлага рубили лес и свозили его по лежневкам с помощью лошадей к местам временного складирования. Здесь он и лежал штабелями до того момента, как подгонят вагоны. После этого брёвна грузились в вагоны вручную, без применения техники, из загруженных лесом вагонов формировались поезда и отправлялись в Лесное на лесозавод.

В том месте, где ранее были площадки для временного складирования и погрузки леса, все заросло кустарником и расплодилось очень много смородины и малины. Буквально в сотне метров от дороги в лесу был один из многих родников, которыми изобиловала наша местность.

Далее дорога шла к так называемому разливу. Это место, где ручей с правой стороны бывшей железнодорожной насыпи перетекал на левую сторону. Ранее там под насыпью был пропускной лоток и мостик, но со временем он сгнил, обрушился и остатки его весенним половодьем унесло. Часть бывшего железнодорожного полотна тоже размыло, и получилось так, что ширина ручья на полотне дороги стала метров 50. Место было совсем неглубокое, дно песчаное, вспыхивая яркими искрами на солнышке,шныряли стайки мальков. Пересекая ручей, мы почти всегда вспугивали уток и чирков - все это было интересно и занятно.

Потом справа начинался "темный" лес, так мы называли не вырубленные, оставленные на развод, островки девственного леса. Тут был еще один родник, мимо которого нельзя было пройти без того, чтобы не утолить жажду. Родник этот находился совсем рядом с бывшим полотном железной дороги, был обихожен, выгорожен досками, рядом висел ковшик, сделанный из бересты. Каждый из нашей весёлой компании, сделав глоток-два родниковой воды, старался сделать выдох перед товарищем, чтобы можно было увидеть легкий парок от дыхания. Не могу сказать, какая температура была у родниковой воды, но парок был. От родника до речки было буквально несколько сот метров.

Возле речки на редких лугах заготавливала сено семья Лекомцевых. Наша компания частенько встречала их там, и нужно было видеть завистливые взгляды Сашки и Славки, помогающих родителям, в то время как мы бездельничали и купались. Сразу разжигали костер, после купания в Сысоле надо было обязательно погреться у костра, вода в речке всегда была холодной. Вода просто не успевала прогреваться, начало реки находилось в 10-15 километрах, многочисленные ручьи, которые впадали в речку и питались из родников, тоже не согревали воду в речке.

За рекой начинался темный густой девственный лес. И где-то недалеко в лесу постоянно раздавался громкий скрип. Деревья были высокими, и от старости одно дерево легло на другое. Даже при небольшом ветре эта пара деревьев издавала довольно неприятные звуки. Точнее, днем на эти звуки никто не обращал внимания, а вот как-то попав на ночную рыбалку с друзьями в это место, и слушая у костра ночные звуки, резкий скрип этого дерева, пугающие крики ночных птиц, всплески то ли крупной рыбы, то ли бобров, чего только мы не передумали. А было то нам лет по 12-13.

Дно в Сысоле в этих местах было глинистое и вода очень чистая и прозрачная. Обычно у всех рек в наших местах вода имеет коричневатый цвет. Это от того, что все реки начинаются в торфяных болотах, да и ручьи, впадающие в них, тоже начинаются в болотах. Я никогда не видел истока Сысолы, но в наши места она приносила очень чистые воды. А вот в таких реках, как Ныдыб в районе 30-го ОЛП, река Черная, река Има, Созим вода имела коричневый оттенок. Но это совершенно не влияло на вкус воды. В 2013-м году, во время моего путешествия на Раздельную, по дороге между Брусничной и Раздельной я почти в каждом ручье пил воду - скажу честно, очень хорошая вода до сих пор.

Вернемся к Сысоле. Купались мы до посинения, хоть и посинение наступало только на берегу. Пока купаешься, резвишься - вроде нормально, но только вышел на берег - тут уж зуб на зуб не попадает. Спасал только костер. Костер и стал причиной одного случая с Вовкой Чистяковым. Он грелся у костра, как и все мы, сидя на брёвнышке. Но вздумалось ему постоять на круглом сосновом бревнышке, балансируя руками. Потом он начал вроде как кататься на брёвнышке, немножко вперед, немножко назад. И в один момент это бревнышко неожиданно проскальзывает назад, и Вовка, не удержавшись прямо, животом падает в кострище. Огня большого не было, костер прогорал, но и этого хватило. Мы его схватили за руки за ноги, вытащили из костра, но живот был сильно обожжен. Кое-как сбили прилипшие куски углей, сразу дали ему велосипед, у него своего не было, и с ним поехал на другом велосипеде кто-то из наших ребят. И вот они быстро-быстро поехали на Раздельную. Мы гурьбой, обсуждая происшедшее, пошли тоже. Но все обошлось более-менее благополучно. На станции вызвали скорую помощь, медсестра чем-то помазала Вовке живот и сопроводила его до больницы в Лесной. Дня через три Вовка вернулся из больницы чуть ли не героем. Но это было наукой нам всем.

Иногда мы ловили рыбу на удочку. Вообще рыбы в Сысоле было много, но рыбаков заядлых ни среди нас, ни среди наших отцов, не было. От случая к случаю ходили некоторые рыбачить, но особых любителей не было. Также и мы. Взяли с собой удочку - ловим, нет ее, и не расстраиваемся. Ловили ершей с лодки. Находишь место неглубокое, до метра, дно видно хорошо, ершики лежат почти на дне, подводишь крючок с насадкой прямо к носу. Хап - есть ершик. Поймаешь штук 10 - радость.

Когда стали чуть постарше, Витьку Красикова старший брат научил, точнее, показал, как бить щуку из ружья. Садятся двое в лодку, один на носу лодки с ружьем, а другой на корме с шестом. Плывем, отталкиваясь шестом, вдоль берега. В тех местах, где есть небольшие отмели и растут водоросли, можно заметить щук. Вероятнее всего там щука поджидала добычу. Если хищника не спугнуть шумом и суметь произвести выстрел с достаточно близкого расстояния, то практически всегда щуку глушило. Тут уж не зевай, сразу хватай её и в лодку.

Однажды так мы с Карасем видели лося и, более того, чуть не столкнулись с ним. Плывем мы с ним в лодке за щукой, он на носу с ружьем, а я на корме правлю. Он поглощен поисками щук, смотрит вниз в воду, а я поглядываю вперед. Немного оттолкнешься шестом и потихоньку поправляешь ход лодки вправо-влево. И тут, метрах в 20 перед лодкой, я увидел рогатую голову лося, склоненную к воде. Лось пил воду и находился прямо по курсу нашей лодки. У меня аж дар речи отнялся, не могу ничего произнести. Только пытаюсь беззвучно позвать Витьку: "Карась! Карась!". Но он ничего не видел и не слышал, щук пытался в воде разглядеть. А шестом особо и не притормозишь, так наша лодка медленно наплывала на склонённые к воде здоровенные рога лося. Тут зверь резко вскинул голову - это движение и увидел Витька. Он замер, глядя на лося, а я замер, глядя на них. Представляю, что творилось в его душе, он же находился на 3 метра ближе к лосю, чем я. Хорошо помню, что голову животного увенчивали огромные рога и еще, с лосиной бороды капала вода. В этот момент лось одним махом с разворотом прыгнул из воды на берег и мелкой рысью побежал в тайгу.

Вот уж потом было и разговоров и хвастовства со стороны Карася. "Да если б у меня была хоть одна пуля, лось бы никуда не ушел" - это он рассказывал всем нашим сверстникам. Но я был в курсе того, что на самом деле произошло. Так как Витька был моим другом детства, я молчал и никому не рассказывал, что ни на какое перезаряжание ружья не было времени, и при определенном раскладе, если бы лось, к примеру, поддел нашу лодку своими рогами - мало бы нам не показалось.

И еще одно вспомнилось. На Сысоле мы частенько встречали и вылавливали "конский волос". Это такой червь черного или темно-коричневого цвета, длиной 20-30 сантиметров. Он свободно передвигался в воде, делая движения, примерно как змея. Мы их очень боялись. Среди нас ходило поверье, что это ожившие волосы, выпавшие из гривы или хвоста лошади. Много позже, уже во времена Интернета, я выяснил что так называемый "конский волос" - безвредное для человека существо, паразитирует на личинках насекомых. Но нигде позже никогда я не встречал ничего подобного или хотя бы похожего на конский волос. Вот такие воспоминания остались у меня о речке Сысола, что протекала недалеко от станции Раздельная.

Скачать сборник "Рассказы о Раздельной" (7 рассказов)

Раздельная

Ягодный