ЖИВОЙ ИСТОЧНИК ЛАВРСКОЙ ТРАДИЦИИ. (Часть1) - Прошедшие Вятлаг - Все о Вятлаге

Светлой памяти архимандрита Спиридона (Лукича), в схиме — Дионисия

Значение трудов батюшки для Успенской Киево-Печерской Лавры, да и, наверное, для всей нашей Церкви неоценимо. Во многом благодаря отцу Спиридону сегодня мы можем видеть лаврское богослужение во всем его благообразии. «Как благодать священства от святых апостолов до наших времен передается живыми преемниками в таинстве рукоположения, так и отец Спиридон явился для нас, Киево-Печерской братии, живым носителем и передатчиком той монашеской культуры и традиции, того святого Устава монашеской жизни и молитвы, посредством которого лики преподобных отцов Печерских восходили в горние обители».

Архимандрит Спиридон (в миру — Кирилл Николаевич Лукич) родился в Киеве 30 июня 1908 г. Есть мнение, что отец его был генералом и потомственным дворянином. Что касается первого, т. е. генеральства, то нами не найдены документы, которые могли бы это мнение подтвердить. Скорее всего, оно ошибочное. Сам отец Спиридон в 1940 г. в своей жалобе на имя Прокурора СССР писал: «отец мой инженер строитель». То, что он был дворянин, сомнений не вызывает, хотя и это предстоит подтвердить документально.

Становление

В 1918 г. Кирилл поступил в 6-ю Киевскую гимназию (ул. Мельникова, 81). Однако завершить учебу в гимназии ему не довелось. Гражданская война, смерть отца изменили судьбу Кирилла. В упомянутой выше жалобе архимандрит Спиридон пишет, что отец его скончался «в рядах Красной Армии… во время эпидемии тифа».

По-видимому, в Красную Армию он был мобилизован как специалист и скончался в 1919 или 1920 г. от тифа, который в те годы безжалостно косил и белых и красных. «Я, — пишет далее отец Спиридон, — благодаря тяжелым семейным обстоятельствам, прекратил хождение в учебное заведение. <…> Переходом в III-й класс гимназии (в том же году переименованной в труд-школу) образование мое закончилось».

У Кирилла рано обнаружились большие способности к рисованию, и в 1921 г. мать определила мальчика, мечтавшего стать художником, в живописную школу-мастерскую при Киево-Печерской Лавре. Там он «получил, вместе с художественным и общее образование, примерно в размере 6-ти классов программы в Духовной семинарии». Художественное образование завершить ему не удалось, так как в 1924 г. лаврскую художественную школу закрыли.

Избрание иноческого пути

«С 13-летнего возраста привыкнув к монастырю», Кирилл избирает иноческий путь и в 16 лет поступает послушником в Свято-Троицкий Ионинский монастырь. Так что известная фотография, где он изображен отроком с другими маленькими послушниками, скорее всего относится к периоду пребывания в Лаврской иконописной школе. Здесь важно упомянуть, что, по рассказам самого отца Спиридона, в Ионинском монастыре он жил в одной келии с келейником преподобного Ионы Киевского. Келейник этот был уже в летах, но хорошо помнил старца Иону и много назидательного рассказывал о нем юному послушнику. Эти рассказы о монашеской жизни, о духовном послушании, как отборное зерно, падали на благодатную почву юного сердца.

Тогда же Кирилл знакомится с проживавшим в Киеве на покое схиархиепископом Антонием (Абашидзе), у которого в те годы духовно окормлялись многие церковные люди, и становится его духовным сыном. В 1924 г. была восстановлена существовавшая до 1786 г. ставропигия Лавры со всеми ее привилегиями. Привилегии эти заключались, в частности, в том, что избранный братией настоятель (не наместник!) в сане архимандрита «имел первенство перед всеми русскими митрополитами» и совершал богослужение с архиерейскими отличиями.

От архиерея его отличало только то, что служил он в иерейском облачении и не совершал хиротоний. В 1926 г. настоятелем Киево-Печерской Лавры братия единодушно избирает архимандрита Ермогена (Голубева) — также духовного сына владыки Антония, и в том же году Кирилл «вливается в братский союз монахов Киево-Печерской Лавры». Архимандрит Ермоген, впоследствии архиепископ Калужский, становится, по словам отца Спиридона, его «духовным другом» на всю жизнь. Много лет спустя архимандрит Спиридон вспоминал, что, когда в 1960-е гг. он приезжал к владыке Ермогену, тот, говоря о Лавре, всегда с умилением восклицал: «Какая тогда была братия!..».

К концу XIX в. Киево-Печерская Лавра с пустынями и сельхозугодьями насчитывала до 3000 насельников, на Первую мировую войну Лавра отправила 600 временно определяемых послушников. (Послушники делились на временно определяемых и штатных, первые — это те, кто недавно пришел в монастырь, вторые — те, кто официально был зачислен Указом в число братии).

К тому времени, когда настоятелем был избран архимандрит Ермоген, лаврская братия насчитывала около 500 человек. В 1924 г. Киево-Печерская Лавра была передана обновленцам, поэтому многие монахи переселились в лаврские пустыни. В частности, архимандрит Ермоген вместе с духовником лаврской братии схиархиепископом Антонием (Абашидзе) проживали в Китаевской пустыни. Таким образом, основная Лавра переместилась в Китаево, и в Троицком храме пустыни богослужение совершалось по лаврскому уставу.

В 1929 г. архимандрит Ермоген постригает Кирилла в монашество с наречением имени Спиридон. В пустыни Кирилл несет послушание пономаря и помощника ризничного, а кроме того, поет на клиросе (именно там он досконально изучил лаврский богослужебный устав). Поскольку ризничный был престарелым и немощным, Кирилл собственно исполнял обязанности ризничного. А поскольку он был еще и иконописец, то ему поручили реставрировать обветшавший иконостас Троицкой церкви, за что ему была вынесена благодарность от Духовного собора.

В 1931 г. в Китаевской пустыни арестовали отца Ермогена и часть братии. Но притеснения монахов начались гораздо раньше. Прежде всего, властями были запрещены постриги и рукоположения. Вот почему отец Спиридон был рукоположен «вне стен монастыря»: в 1930 г. — в сан иеродиакона, в апреле 1934 г. — в сан иеромонаха. В 1934 г. в Советском Союзе были закрыты все монашеские общины. В этом же году Киев становится столицей советской Украины, и всех «социально неблагонадежных» граждан выселяют за 100-километровую зону. Так иеромонах Спиридон (Лукич) оказался в Житомире.

Переезд в Житомир

По воспоминаниям современников, в эти годы Житомир был благоприятным местом для проживания духовенства. Местная власть не очень ревностно преследовала духовное сословие, и православные жители охотно помогали и поддерживали гонимых священнослужителей. К тому же в городе действовали тайный женский монастырь и благотворительное Свято-Николаевское братство. Кто-то из изгнанных с приходов священников смог устроиться на работу дворником либо рабочим на стройку или на завод, а кто-то стоял с протянутой рукой на церковной паперти...

Житомир расположен всего в 130 км от Киева, что также определило выбор отца Спиридона, поскольку это давало ему возможность время от времени навещать больную мать. Кроме того, в Житомире проживала его двоюродная сестра.

Иеромонах Спиридон поселился на окраине города, на улице Симеоновской, 34. Этот район называется Малёванка. Он и сегодня напоминает большую деревню, усадьбы которой утопают в садах. Неслучайно именно в этом районе в 60-е гг. ХХ в. образовался второй тайный женский монастырь. Население Малёванки составляли преимущественно крестьяне. Народ это был в большинстве своем верующий, и поэтому к духовенству и монахам относились по-доброму.

Отец Спиридон зарабатывал на хлеб тем, что ремонтировал дома, красил крыши, поскольку, как он сам пишет, «не желал делать из своего сана профессии и способа к материальному существованию». Удивительно то, что он всегда ходил в подряснике, с длинными волосами. Переодевался только для работы. Сейчас вид человека в монашеской одежде уже мало кого удивляет, но тогда человек, позволявший себе так открыто заявлять о своих религиозных убеждениях, рисковал навлечь на себя гнев властей и безбожников.

В те же годы в Житомире тайно проживал воспитанник Киево-Печерской Лавры и тоже духовный сын владыки Антония (Абашидзе) архимандрит Леонтий (Филиппович), впоследствии — архиепископ Чилийский. Отцу Леонтию помогал его духовный сын, монах Арсений (в миру Михаил Федорович Гиря), с которым мы познакомились в Киеве в конце 1990-х гг. Когда отцу Арсению сказали о том, что отец Спиридон в те годы ходил в подряснике, то он усомнился.

Улыбнувшись, он сказал: «Наверное, отец Спиридон иногда ходил в подряснике. Тогда было очень опасно открыто ходить в такой одежде». Сам же отец Спиридон в цитируемом нами документе пишет: «Внешнего вида я не изменял (волосы, ряса), не желая по религиозным принципам сам налагать на него руки, переодевался лишь на время работы. Лишь поэтому я не поступал на работу в государственные предприятия и учреждения, чтобы получать лучшее материальное обеспечение».

Живя в Житомире, отец Спиридон в близкое общение ни с кем не вступал, не принимал у себя гостей на квартире и сам не ходил в гости. Он так писал о себе: «По натуре своей и неразговорчивому характеру — я всегда предпочитал уединение». Кроме двоюродной сестры и двух-трех священников, знакомых еще по Киеву, батюшка никого не посещал, но тем, кто нуждался в приюте и помощи, не отказывал.

В 1935 г. вернулся из ссылки в Житомир знаменитый борец с обновленческим расколом епископ Полонский Максим (Руберовский). Ему было отказано в праве управлять викариатством и даже совершать богослужения. По-видимому, власти хорошо помнили пламенные речи владыки, в которых он прямо заявлял, что обновленчество — порождение НКВД. Владыке негде было жить, и отец Спиридон предоставил изгнаннику половину своей комнаты, разгородив ее занавеской. В 1936 г. он на два месяца приютил у себя иеромонаха Киевского Свято-Михайловского Златоверхого монастыря Дасия (Красулина), также оставшегося без крова над головой.

Трудное соседство

Живя уединенно, отец Спиридон мог предаваться молитве и совершать Литургию. Он много читал святоотеческой и художественной литературы, писал стихи, записывал в тетрадь мысли о прочитанном. Но с поселением у него владыки Максима размеренная жизнь его была нарушена. По характеру они были совершенно разными людьми: отец Спиридон был молчалив и по-монашески малообщителен, а епископ Максим, напротив, был открыт, общителен и горяч.

Впоследствии отец Спиридон не раз писал о том, что ему трудно было жить с епископом Максимом. Владыка продолжал тайно управлять Полонским викариатством, поэтому к нему часто приезжали делегаты из епархии. А когда в 1936 г. была принята новая Конституция СССР, статья 124 которой признавала право на свободу «отправления религиозных культов… за всеми гражданами», посещение квартиры удвоилось. Теперь каждый день в комнате шли разговоры о том, как возродить Церковь, как открыть храмы, обсуждались епархиальные и житейские дела.

А ведь комната была разгорожена лишь занавеской, и стоявшему на молитве отцу Спиридону мешали постоянные разговоры. Естественно, между соседями возникали серьезные разногласия и даже ссоры. Владыка обижался, сердился на отца Спиридона, иногда их разговор заканчивался обоюдной досадой и обидами. Поэтому при первой же возможности отец Спиридон, как только он подыскал себе другое жилье, съехал от владыки и с тех пор «ни разу у него не бывал». Тем не менее в ночь с 29 на 30 августа 1937 г. он был арестован как член контрреволюционной организации, якобы руководимой епископом Максимом.

Арест и «следствие»

Период 1936–1938 гг. в истории СССР получил название «большого террора», или, как тогда говорили, «чисток», хотя репрессии в отношении духовенства не прекращались на протяжении всего существования советской власти. Организационно «чистки» проводились так: «сверху», из Политбюро ЦК КПСС, давались указания центральному аппарату НКВД, а уже оттуда в местные органы НКВД «спускались» распоряжения, в которых указывалось, какое число лиц из каких сословий надо репрессировать.

Настала очередь пострадать за Христа и для отца Спиридона, арестованного «представителями местного Житомирского НКВД». Два дня он содержался в камере тюрпода (тюрьмы под зданием НКВД), а затем был переведен в Житомирскую тюрьму.

В течение двух недель батюшку не вызывали на допросы, не объясняли, почему он арестован, в чем его обвиняют. Наконец 13 сентября 1937 г. следователь дал ему заполнить анкету, и 14 сентября обвиняемый Лукич был допрошен. В деле сохранился только один протокол допроса. Чтобы читатель мог представить, как он проводился, приведем свидетельство самого отца Спиридона.

«Не буду говорить о способе ведения допроса, <…> который длился с 8 часов вечера до 8 часов утра <…>, скажу только, что допрашивало наперебой столько лиц, — пишет отец Спиридон, — что я затрудняюсь [ответить] (нрзб.) — кто именно вел следствие. Начал допрос следователь Камраз, протокол же допроса составил и взял с меня подпись другой, фамилия которого мне неизвестна.

В процессе допроса мне старались навязать многое такое, что мне и не снилось, но, в конце концов, свели в одно (нрзб.) положение — якобы я был завербован неким Руберовским Михаилом (отчества не помню) — епископом Максимом, — жившим, в свое время, со мною на одной квартире, — и состоял членом возглавлявшейся им подпольной к/р организации.

От меня требовали, и увещаниями и угрозами, рассказать, что я знаю о к/р деятельности Руберовского и других членов организации и о том, что сделано мною в том же направлении по его, Руберовского директивам... я, разумеется, рассказать о том, чего не знал и чего не было — не мог».

«…Следователь в процессе допроса уговаривал меня "сознаться”, говоря, что на меня "собраны тома (!) материалов” и что "мои сообщники давно сознались и меня разоблачили”. — Когда же я просил показать мне полстраницы такого "тома” или дать мне очную ставку с одним из моих "разоблачителей”, — мне отвечали, что я "должен сам сознаться”. "Сознаться сам”, т. е. лжесвидетельствовать на самого себя, — я упорно не желал и — заочный лжесвидетель нашелся на стороне, без моего желания; но, очевидно, в угоду ведших следствие».

«Неужели, — спрашивал, уже находясь в лагере, отец Спиридон, — так мало нужно (или вовсе не нужно)… для того, чтобы возвести на человека такое обвинение, благодаря которому он обречен незаслуженно находиться в заключении столь продолжительный срок?!».

Кроме проживания в одной квартире с епископом Максимом, отцу Спиридону вменялось в вину то, что в 1932 г. он дважды приезжал из Киева с продуктами для передачи своему «давнему другу по монастырю» монаху Никодиму (Филиппову). С отцом Никодимом батюшку связывала не просто дружба, но духовное братство. Оба они были пострижены (в один день) архимандритом Ермогеном в бытность его настоятелем Лавры.

По сану архимандриту Киево-Печерской Лавры полагалось, как и архиерею, служить с иподиаконами, поэтому настоятелем были пострижены в монашество две пары иподиаконов: Спиридон и Никодим, Геронтий и Леонтий (отсюда многолетняя духовная дружба батюшки с будущим архиепископом Чилийским). После ареста, последовавшего в 1931 г., Никодим (Филиппов) находился в узах в житомирской тюрьме и, по словам отца Спиридона, «очутился в затруднительном материальном положении в чужом городе».

Батюшка в своем обращении к Прокурору пишет, что он «счел своим долгом» оказать помощь бедствующему брату. Парадоксально, что, в то время как отца Спиридона в Житомире обвиняли в оказании Филиппову помощи, называя ее «к/р деянием», сам Филиппов находился на свободе и заканчивал в Москве государственный университет.

17 сентября 1937 г., через 17 дней после ареста отца Спиридона, арестовали епископа Максима. Вскоре было арестовано еще несколько иеромонахов. Анализ дела позволяет предположить, что оно было сочинено так, чтобы на основании показаний арестованных провести массовые аресты духовенства, проживавшего в Житомире. Епископа Максима обвинили в том, что он тайно руководил «контрреволюционной группировкой церковников-тихоновцев». Следователям не удалось сломить волю и дух владыки. 23 ноября 1937 г. епископа-исповедника расстреляли.

17 ноября 1937 г. обвинительное заключение было подписано и направлено на рассмотрение Тройки Житомирского управления НКВД. В нем писалось: «УГБ Житомирского Управления НКВД в г. Житомире вскрыта к-р группировка монахов в составе 7-ми человек, проводивших к-р деятельность…

Обвиняемый Лукич заявил "Мы все надеемся на скорое освобождение Украины от большевиков, духовенство за границей о нас думает. Так, что я не думаю менять рясу на штатский костюм». Последняя фраза подтверждает то, что иеромонах Спиридон не снимал подрясника, не желая ходить по городу в "штатском костюме”.

«Обвиняемый Лукич в своих показаниях… сообщил, что: "Обвиняемые по делу были между собою тесно связаны, Руберовский давал указания усилить к-р работу среди верующих, извращая Новую Конституцию”». Однако если мы возьмем протокол допроса, то не найдем там слов, приведенных в обвинительном акте. Слова эти явно приписаны обвиняемому составителем протокола.

Обвинение завершалось утверждением, что арестованные, «будучи враждебно настроены против Соввласти… группировались под руководством бывш. епископа РУБЕРОВСКОГО и проводили к-р, пораженческую агитацию, распространяли к-р листовки, использовывая (так написано в документе! — Ред.) для этой цели религиозное убеждение верующих; т.е. в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 54-10 и 54-11 УК УССР».

Неправедный суд

В тот же день Тройка вынесла постановление: «Лукича Спиридона Николаевича заключить в ИТЛ сроком на 10 лет, считая срок с 4 ноября». И здесь мы видим лживость следователей и «судей». Срок должны были засчитать со дня ареста, т. е. с 30 августа. Но за основу взяли дату 4 ноября. Почему так сделали? Потому что только 4 ноября 1937 г. заместитель областного прокурора по специальным делам постановил «взять под арест Лукича С. Н.». Это говорит о том, что в течение двух месяцев невинного человека просто так, без постановления прокурора, держали в тюрьме, а в это время дело фабриковалось: подбирались кандидатуры для ареста, для каждого арестованного разрабатывалась роль участника контрреволюционной организации.

Характерной чертой времени является то, что в следственном деле имя батюшки указано не мирское — Кирилл, а монашеское — Спиридон. В первые годы советской власти, когда царила канцелярская неразбериха, многие монашествующие при выдаче документов называли имена, данные им при постриге. После 30-х годов, когда слежка за неугодными стала тотальной, это уже не практиковалось.

Обвинительного акта отец Спиридон, по-видимому, как и остальные осужденные по этому делу, так и не увидел, и на заседание Тройки его никто не вызывал. Ничего не объясняя, его посадили в арестантский вагон и только во втором лагерном пункте Вятлага ему объявили приговор.

Читать далее....

Источник: http://cpg-ru.in.ua/2013/03/blog-post_8412.html#more

Раздельная

Ягодный