|
(автобиографическое эссе)
* * *
Геолог. По призванию, по образу жизни, по специальности, наконец по дате рожде-ния (родился в первое воскресенье апреля,а через двенадцать лет в этот день стали отмечать День геолога). До сегодняшнего дня, через все годы, страны и катаклизмы пронес любовь и верность маленькой точке на карте - Пелесу ! Храни Господь всех его детей ! Основные вехи и обстоятельства рождения и жизни изложены в первом моем здесь для моих земляков Вятлаговцев.
Я бился в ужасе и изо всех своих пятилетних сил пытался вырваться из крепких рук отца. Мне во что бы то ни стало нужно было спрятаться от этого неизвестного, огромного, воняющего и пронзительно вопящего чудо-вища! Оно было громогласное, изрыгающее оглушительно шипящие облака густого то ли пара, то ли дыма, лязгающее множеством огромнейших крас-ных колес - ничего удивительного в том, что я потом заикался почти до са-мой школы. Заикание могло быть и более сильным, но мой детский организм был уже достаточно закален всевозможными шухерами, ночными сиренами и сонными воплями исковерканных людских судеб.
Сморенный от долгой тряски в кузове грузовика, в котором поспать не было совершенно никакой возможности по причине в хлам разбитой дороги и твердых углов перевозимых коробок, от которых надо было уворачиваться, я видел какие то сны, лежа на груде узлов и мешков с одеждой, сваленных в ку-чу у вокзальной ограды столицы Усольлага – Соликамска. Видимо сны были настолько интересны, что подкатившего накатом паровоза я не услышал, Но внезапный дикий рев паровозного гудка, сопровождающегося выпусканием не менее громко шипящего пара, заставили вибрировать деревянный Соликам-ский перрон, а не только детские косточки.
Отец не мог решить, то ли прижимать меня сильнее, то ли уже выпус-тить,и, глядя в его растерянное лицо, мне еще больше хотелось спрятаться! Тем более, что я знал самое безопасное место в этом мире! И я изо всех сил бился в крепких отцовых руках, чтобы срочно спрятаться туда… Туда, где в полусумраке тебя обволакивает тепло и родной запах… Туда, где тебя не достанет никакая фиксатая блатата… Туда, где не страшен не только смотритель и его начифирившийся урка, или психованный до припадочности КаэРовец из фронтовиков, или наглый вседозволенностью вертухай… Да что уж, там не страшен был сам «кум» и гражданин-начальник полковник Юшман.
Ах, как долго мать не могла отучить меня от этой привычки при любом «атасе» забиваться в это безопасное место! А ведь не робкого десятка я уже был к этому возрасту и ,при необходимости, запросто мог впиться зубами любому и куда ни пОпадя, хоть в горло. Окружающий мир диктовал свои правила, из которых самое главное было – ВЫЖИТЬ !!!
А началась моя долгая дорога по ухабам жизни, вернее еще не началась, а была заложена, предопределена еще в военном 42-ом году. Именно весной этого года восемнадцатилетнего, невысокого с рыжими вьющимися волосами парня, тринадцатого ребенка в семье, выхватили из маленькой вятской деревушки, в срочном порядке выучили военному делу и напраили в едва ли не единственную в то время десантную бригаду в звании ефрейто-ра и в должности ротного санинструктора. Все свои четыре боевых вы-лета он совершил на Карельском фронте. В третьем бою был жестоко контужен, но уже через два госпитальных месяца в составе своей роты был десантирован для взятия г. Мозельска при наступлении на Карельском фронте .Этот бой оказался для отца последним, как он сказал в редкие минуты откровений:-«…а приземлился я уже без ступни».Уже только в последние годы я выяснил некоторые обстоятельства того боя (сайт «Подвиг народа», Книга памяти…). За этот бой отец был награжден ор-деном «Отечественной войны второй степени»-«…Будучи раненым в ногу, ефрейтор Иванцов Л.В. самостоятельно сделал себе перевязку и, истекая кровью, продолжал выполнять воинский долг, вынося с поля боя и оказы-вая медицинскую помощь бойцам своей роты…». Даже и не представляю, сколько бойцов можно вынести на себе с оторванной ступней правой но-ги…Десять ? Пять ?
Потерявший вместе с правой ступней сознание, отец был вывезен сначала во фронтовой госпиталь, где ему обровняли косточки и зашили, а затем, по причине начавшейся гангрены дальше - в тыловой…и еще дальше….В каждом новом госпитале ему отрезали от ноги по несколько сан-тиметров, но гангрена распространялась снова и снова, выше и выше. На-конец в госпитале Перми хирург обрезал культю с запасом –« …Хрен с ним, с костью, сохранить бы колено!».
Ах да! в госпитале г. Киров, в родной Вятке у отца появилась личная сиделка. Здесь до родной деревни было всего то чуть больше ста км. Так что « сиделка» нашлась в соседней деревне. Она потом так и сопровожда-ла отца по всем последующим госпиталям. Её звали Клава и она была моей будущей мамой.
Вот вед, у него операции, гангрены, перевязки, переезды из госпиталя в госпиталь, тут еще начавшиеся головные боли - последствие контузии. У нее – бессонные ночные дежурства в госпиталях, стирка бинтов, мытье полов, утки, довести до лестницы покурить, разнести лежачим еду, помочь покушать безруким и еще десятки различных дел… А вот они двое, они взяли и выпустили в свет мою старшую сестру Любу. А ровно через год, день в день ( !!!), появилась на свет и вторая – Галя. Так что отца выписывал из госпиталя за два месяца до победы семейным папашей с двумя дочками, младшая из которых еще сосала титьку
Как жила молодая семья четыре последующих года ? Да, наверное, как и тысячи других таких же. Как еще можно жить в маленькой деревушке ы самом центре Нечерноземья – бедно, голодно, но дружно и счастливо. Деревню, где во все времена крестьянин неплохо зарабатывал на горохе и льне, заставили садить неурожайную здесь пшеницу, да и ту колхоз сдавал государству чуть ли не до семенного фонда. Помню, как однажды мать где то на лужайке стала рвать и есть клевер, а на мой вопроси тельный взгляд ответила:-«А ты попробуй, какой сладкий! Только ты вы-кусывай в самом центре лепестки.» И еще, гораздо позже, помню как со-ставлял ей компанию, когда она на кухне намоет картофельных очисток и рассыплет их на раскаленную печную плиту. А затем мы наперегонки вы-хватывали с плиты самые поджаристые и наслаждались вкусом. А в это время в подполье было полно картошки. С тех пор такую картошку я больше не ел. А вот на любом поле не могу пройти мимо клевера, чтобы не сорвать и не попробовать. И на язвительное замечание моего сына: - « И что, думаешь молоко появится ? Как у коровы?», ответил:- «А ты попро-буй, как сладко! Только ты не весь цветок ешь, а выкусывай лепестки в центре до самого основания. Меня так мама научила…Баушка, которую ты не видел…».
…………………………………………………………………………………………………..
……не знаю, отчего накатывает в глаз слеза………………………………………….
Не знаю…Так и не мог выяснить за какие такие преступления в самый разгар голода 48-49-ых годов моего одноного отца объявили КаэРом, дали стандартные 10 лет по совокупности разных частей статьи 58 и напра-вили на исправление Ныроблаг, чуть севернее его последнего госпиталя. Одна из зон до сих пор в Ныробе действует. Остальные представляют со-бой развалины. Всего в Ныроблаге было пять зон и, за исключением со-стоящей из пленных немцев Ш-337, делились они по не совсем понятному признаку, ибо во всех присутствовали в тех или иных количествах и уго-ловники, и КаэРы ( КонтрРреволюционеры – контра, предатели Родины, политические…), а также мужчины, женщины и….и дети…).По состоя-нию на 12.04.52 г. в Ныроблаге отбывали срок 23 353 з/к, среди которых было 4172 женщины (больше, чем каждый шестой) и 4065 К/Р (тоже практически каждый шестой). Дети по спискам не проходили. По словам и ныне живущей женщины, прошедшей через этот ИТЛ, на четырех зонах лагпункта было около тысячи детей в возрасте от 10 лет и менее.
Отца- инвалида определили в контору лесосплавного участка. Там он и выучился бухгалтерскому делу, лагерной экономике и прочему учету. Мать, как жена «политического» свободно отпустили из колхоза ( а ведь в то время колхозники даже паспортов не имели !). И она перебралась по-ближе к отцу, в тот же Ныроб, где было реальнее всего не уморить с го-лоду дочек пяти и шести лет от роду. Её, как деревенскую, охотно приня-ли на работу на сельскохозяйственную станцию. И там, у ворот зоны, она и приготовилась ожидать своего кудрявого, рыжего, одноногого….Четыре года уже ждала…Оставалось всего ничего…Но тут случился удар, по-трясший всю страну ! Умер СТАЛИН !!!
Потом мать вспоминала отрывочно, как прятала своих девочек и сама хоронилась в яме, спешно выкопанной и замаскированной сначала ло-шадиными какашками, потом картофельной ботвой, потому что поселок был затоплен волной насилия, жестокости и крови. Первая волна выпу-щенных на свободу по случаю всенародного горя состояла из уголовников, которые начинали разнузданно уркаганить прямо от ворот зоны. Все ба-раки гражданского, «вольного» населения, состоявшего преимущественно из женщин, стариков и детей были разгромлены, разворованы, избиты, изнасилованы.
Наконец начали реабилитировать политических. Отец попал в первую очередь и был встречен у ворот зоны матерью, гордо предъявившей ему своих выживших дочек. Уже школьниц…Они как раз только вернулись с первого урока этого учебного года. А через шестнадцать дней у них были дни рождения и они, быть может ожидали хоть каких то, пусть ус-ловных, подарков. Но вместо этого появилось то, о чем постоянно им на-поминала мать, и оно оказалось совсем непохожим на ее слова – оно было рыжее, хромающее, воняющее табаком, будящее по ночам такими страш-ными вскриками и стонами…и мать заставляет еще стирать его окровав-ленные бинты, в которые он прятал свою культю перед тем как натянуть на нее вышедший из-под топора протез.
Но, слава Богу, все живы, семья снова вместе – стерпится, пообвыкнет, слюбится ! И еще…пожалуй главное – в один из этих же первых вечеров, или ночей (дни-то были на обязательной работе) был зачат Я !!!! На Воле ! В Любви !! В Семье !!!
………………………………………………………………………………………………………… … а ведь я действительно того… я плачу……………………………………………
Ведь нет никакой возможности объяснить, чем провинились перед страной… перед Богом… перед жизнью два любящих человека, которым едва перевалило за тридцать. А с ними и две наивные, верящие в светлое будущее и неизбежность коммунизма девочки десяти и одиннадцати лет от роду…А с ними и я – толи еще эмбрион, толи уже человеческое суще-ство, которое в трехмесячном возрасте уже сознает (по последним со-временным научным данным), что происходит во внешнем мире.
Почему трехмесячного? Да потому что мне столько было, когда председатель суда произносил: - «четыре года лишения свободы с отбыва-нием срока в колонии общего режима»…
Так бывает! Жизнь – это изощренный своей невероятной фантазией сценарист!
Где-то в октябре этого одновременно радостного и ужасного года на сельхозстанцию пришел «для районирования в условиях североуральского климата» семенной картофель то ли германской, то ли голландской селек-ции. Мать, как ей казалось, тайком сунула пару горстей этих семян в карман телогрейки. Может, как говорила она, действительно, чтобы по-пробовать, стоит ли разводить такую картошку, а может , чтоб под-кормить свое семейство…Но через неделю ее арестовали. Следствие было коротким, так что не прошло и двух месяцев – 11 картошин величиной с грецкий орех, четыре года общего режима, расхитительница социалисти-ческой собстенности, т.е. народного добра…т. е. воровка, уголовница. И повезла она меня отбывать свои и мой срока в самую дальнюю зону все того же Ныроблага !!!
Нуууу…..тут , как говорится, повезло всем !
- Отцу, что он имел востребованную специальность и его взяли нормиров-щиком в ПМК тут же в Ныробе, и при этом еще дали две комнаты в ба-раке - как –никак девочек же рОстит, школьниц ( им то вона как повезло, иметь в то время отдельную комнату !).
- Матери – что в ней уже был я, и что на зоне тоже были теплицы, тре-бовавшие умелых деревенских рук
- Мне- что мать была уже сельхозспецом и ее не послали на лесоделяны рубить сучья у сваленных деревьев (долго еще по леспромхозам сохраня-лась эта «женская» специальность – сучкоруб), а тем более она не попа-ла на нижний склад, где женщины баграми стаскивали с «ленты»е хлы-сты. Таким образом я избежал возможность, как сотни других, быть вы-кинутым из женского нутра скользким кровяным комочком, чтоб превра-титься в пепел в сжигаемых древесных отхода. А оставшихся до появле-ния етырех месяцев мне вполне хватило, чтоб окрепнуть до возможности за жизнь ухватиться.Семимесячным недоноском весом менее двух кг. я появился на свет на зоне Ныробского ИТЛ и вот… сейчас начал отсчет уже седьмого десятка !
(Если вы когда-нибудь в блужданиях по природе попадете на место бывшей зоны, найдите там неподалеку кладбище. Обычно на крестах нет подписей, там обычно вырезаны ножом и потому сохранились даты рож-дения и смерти. И вы увидите, что большая часть крестов принадлежит не дожившим до своей первой годовщины .Мой маршрутный рабочий, од-нажды на таком кладбище в верховьях Алдана спросил:-« Чё это ? Вроде зона была, а кладбище детское». –«Нет, Вова….Обычное кладбище. Вон и взрослая могила. Просто они были самые беззащитные из бесправных. На них даже продпаек не распространялся, они ведь плану только мешали !...уж я то знаю…)
Родившая в утренний сумерек мать принесла завернутого в кусок вы-стиранной мешковины меня в лагерный лазарет, где прицепила бирку, чтоб не перепутали с несколькими таким же, стремившимися к выживанию. Ибо паек нужно было отработать, он был ой как нужен сейчас, хотя бы один на двоих. Уж очень ей хотелось сохранить сына… для отца.А тот в это время изо всех сил старался не пить, дочки только перестали его ди-читься.
Вот он, тот самый лазарет в наши дни. Его подремонтировать и… Можно опять запускать…
Калиточка в «детский питомник»
«Скворешник» Начальника охраны
Комнаты личного досмотра и женский барак. Здесь мне перерезали пуповину…
Лагерным распорядком для кормящих матерей было предусмотренао ааа-агромнейшее по- социалистически гуманное послабление – им давалось в тече-ние дня два перерыва по полчаса на кормление ребенка (естественно без сниже-ния нормы выработки). Как вспоминала мать, она делала соску из внутренней части луковицы (посмотрите – действительно по форме как соска !). Туда она помещала в тряпочке «жованку» - жеваный хлеб с сахаром.Самое трудное было в этом процессе – не проглотить сахар. Его доставали, покупали, выменивали (на что ?!?) отдельно от пайка. Видимо с этим луком я и получил ту свою ударную дозу витаминов и прочих иммунитетов-
Вот уже 60 лет я ни разу не болел гриппом. Ходить «недоносок» начал в непол-ных восемь месяцев, ибо нужда заставляла, так было нужно. Очень трудно прятаться не умеющему ходить !
Чтобы иметь возможность чаще кормить меня, и вообще, чтобы был под при-смотром материнских глаз, мать научилась носить меня от лазарета к тепли-цам и обратно под юбкой, где я, ловко обхватив материнскую ляжку и при-жавшись к ней до полного слияния впервые вышел в большой мир .Для этого мать предприняла целую тактическую операцию с умышленным повреждение ноги (тоже рисковое дело), и чтобы окружающие привыкали к её хромой поход-ке и потом не обращали на нее внимание. Так и приобрел я свое самое надежное и безопасное в мире убежище, куда ковылял, а потом уже и бегал прятаться при малейшем шухере. Сначала в теплице, потом в женском бараке, потом и на территории лагеря, куда детям вход был закрыт.
Выпускали нас с матерю на волю в сентябре (снова сентябрь !) 1956 года по амнистии…55 года к десятилетию победы.
. Почти полтора года после приказа об амнистии важные дяди в погонах решали – стоит ли давать свободу столь опасным преступникам. Однако, учитывая наличие троих несовершеннолетних детей, ходатайство мужа, реабилитированного и с возвращенной наградой, учитывая личное искреннее раскаяние осужденной…Навстречу отцу, примчавшемуся встречать нас на выпрошенном у начальства грузовике, мать гордо вывела за ручку живого и здорового меня !!!! Услыхав слова матери:- «беги, вон папка тебя ждет !», я увидел перед собой рыжую, кудрявую, оскалившуюся от уха до уха улыбающуюся и незнакомую морду, я гордо крикнул:-« а …уй тебе !!!» и ловко нырнул под материнскую юбку изо всех сил вцепившись в родную ляжку. (Много я потом имел неприятностей в детском саду по поводу моего специфического лексикона).
По случаю радостного для семьи воссоединения вечером был приглашен фотограф. Сестры были наряжены в праздничные платья. Старшая сестра (круглая отличница) ни за что не хотела фотографироваться без пионерского галстука, чем сильно обидела младшую, которую в пионеры не приняли по при-чине наличия матери-уголовницы. «Вот если бы хотя бы училась как стар-шая…». Так нас и запечатлили на первой в нашей семейной истории семейной фотографии.
Младшая из сестер крепко держала меня за руку, старшая удерживала на месте за плечо, так как я все время норовил спрятаться… ну вы уже знаете куда. Я вообще не понимал, что происходит вокруг, кто эти люди, потому и получился таким малость воинственным, готовым в любой миг оскалиться и постоять за себя. Что и продемонстрировал в первый же вечер и сестрам и отцу, покусав их при попытках вытащить…. Ну вы уже знаете откуда.
А потом было мое долгое привыкание - к отцу, к сестрам, к семье, к дому, к соседям, улице и детскому саду, к отсутствию колючей проволоки и возможно-сти бегать где вздумается, даже к ручью в конце улицы, по которому так классно было пускать кораблики из сосновой коры, замороженным яблокам к Новому году, к прилипающим к зубам ирискам……и снова к отцу… Мы же те-перь жили вместе, под одной крышей. Он мне уже начинал нравиться, хоть и напоминал чем-то того рыжего мордовского вертухая из зоновского лазарета.
И вот…это страшное неожиданное пробуждение от грохота железного чу-довища на перроне Соликамского вокзала.
Разве выяснить теперь по какой причине наша обретшая покой семья сменила райцентр Ныроб, на пос. Пелес, только начавшийся строиться на месте одной из зон Вятлага, в самом центре известных в зэковских кругах «Вятских ле-соповалов».Переезжали и вновь…разъединялись. Девочкам надо было учиться дальше, а в поселке только-только организовали начальную школу.
Поэтому их отвезли учиться на родину отца и матери, и пристроили в райцен-тре к каким-то родственникам Здесь я наконец-то признал право отца коман-довать мной, и, пойдя в школу, отучился прятаться под мамкиной юбкой. Здесь мы имели собственный новенький трехкомнатный дом с двумя печками, огород при доме и туалет в огороде. Наш собственный туалет, на нашу семью ! Это не многоочковое зловонное дырявое строение при бараке. Здесь я приобрел дру-зей на всю мою оставшуюся жизнь. Здесь мы прожили почти пять лет счастли-вой спокойной семейной жизни.
За это время старшая из сестер закончила десятилетку и получала «повышен-ную» « ленинскую стипендию» в Кировском пединституте. А младшая, закончив после школы какие-то курсы, уже и замуж вышла и работала здесь же в бух-галтерии леспромхоза. Нормално так мы жили, дружно и счастливо, как и сот-ни других семей в поселке. Отец, несмотря на, уже из пластмассы, протез, лов-ко гонял на работу в свою ПМК на велике, бухгалтеру ведь машина не положе-на, даже главному. Правда очень скоро от велика пришлось отказаться. Ему все чаще приходилось глушить водкой периодически повторяющиеся головные боли – последствие контузии. Постепенно за ним потянулась и мать.Причем все чаще и чаще. До самой ее смерти никому было невдомек, что ее мучали еще более сильные боли – рак молочных желез.
Перед собственным домом – кудрявый рыжий отец и я рядом с мамкой. Не обращайте внимание на близкое соседство с юбкой. В это время я и сам мог кого хошь заставить прятаться.
И вот… 31 января 1965 года матери не стало !!! Еще через два месяца мне ис-полнилось уже 11 лет .И остались мы с отцом – бобыль да сирота… И была у нас с ним возможность сплотиться, так нет же…Беда ведь не волк, в одиночку не ходит.
Своего кладбища тогда в леспромхозе не было и отец (и я при нем), погрузив гроб с телом матери в холодный тамбур последнего вагона раз в сутки про-ходящего поезда. Через 105 км мы разгрузили его в пос. Лесном, командном пункте Вятлага. Там на кладбище, неподалеку от вокзала мы и похоронили мою мать. На сороковой день мы вновь приехали туда, везя в тамбуре же четыре пакета штакетника и заготовки для деревянного креста. И вот только после этого отец запил уже по-черному. Основательно и бесперерывно.
Уж и не знаю, по какому поводу нас заставили тогда сфотографироваться. Отец, осунувшийся от пьянки, и волосы уже не кудрявые, а лишь вьющиеся. И я – мальчик с печальным взглядом.
Полгода почти я разыскивал пьяного отца по пути с работы. Привозил домой сначала на саночках, потом на тележке. Дома раздевал, снимал протез, раз-бинтовывал культю. Потом стирал затвердевшие от ссохшейся крови бинту и зассанные брюки отца. А вчерашние чистые и постиранные гладил и скатывал бинту рулончиком. А иногда делал это и по ночам, забегавшись с друзьями на улице. Я ведь был мальчишка и мне было только одиннадцать !!!
Не знаю, какой документ отец подписал в пьяном угаре, судя по тому что ни денег, ни особого достатка у него в доме не было до самой смерти, те деньги достались кому-то более пронырливому. А мы новый, 1966-ой год (и года не минуло после смерти матери !)встречали врозь:
Он – где-то в зоне под Соликамском , я неподалеку, в детоме № 1 г. Березово. Ну естесстенно в Пермской области ! Уж это как повелось у нас!
Хлебнули же лиха детдомоыские воспитатели со мной. За неполные два года там, я совершил не менее десятка побегов ! Вместе с тем все годы учебы даже четверка в моем дневнике была исключительной редкостью. Черт знает, как я умудрялся учиться на круглые пятерки практически никогда не уча домашние задания. Разве что письменные упражнения. Практически все мои побеги, за исключением первых двух – во Вьетнам и в Китай, заканчивались в доме. Лишь однажды я попробовал добраться до отца, но был жестоко напуган лагерной охраной, проведя сутки в карцере ( а для острастки !). Во Вьетнаме я собирался наказать наглых американце и помочь маленьким азиатам отстоять свою страну , а в Китай рвался побеседовать один на один с председателем Мао – а чего эти гады воробьев со скворцами уничтожили !
Наконец, старшая сестра, закончившая свой пединститут, и приехавшая преподавать в нашу школу, организовала от педколлектива школы какое-то там ходатайство и они взяли надо мной какое-то там коллективное опекунство, за-ключавшееся в том, что каждый вечер кто-то из них приходил вечером ко мне в дом поинтересоваться чем я питаюсь и выучил ли уроки.
Где то на третьем курсе техникума отца выпустили опять же по амнмстии – 25-тилетие Победы ! И он вернулся туда, откуда и ушел сражаться за эту по-беду – районное село, где был военкомат, давший ему путевку… Путевку к контузии, к ранению, к лагерям…
Волосы уже белые, но все-еще вьются...
Меня же закрутила жизнь по просторам нашей страны. Техникум.
Защита Родины…Нет не так – страны !(Свою малую Родину защищать не очень-то хотелось…)
Работа, семья (уже моя собственная семья !!!), дети…Лишь трижды, за после-дующие годы я виделся с отцом. Сначала привез показать ему его внука, в от-пуск. И потом дважды проездом в командировку в столицу. Так мы и не посиде-ли вдвоем, не поговорили как отец и сын. А в октябре 91-ого отца не стало. Я был в Хабаровске, на преддипломной сессии, где получал второе высшее образо-вание, когда старшая сестра сообщила мне об этом. Так и доканала его та са-мая контузия. Ему и операции на голове до этого делали… Одним словом, не смог я присутствовать на похоронах. Все откладывал на потом – младшего в школу, старшего в институт, перестройка, ликвидация геологии, поиски рабо-ты, дальнобойщик, экономист, главный бухгалтер, сварщик, дефолт, переезд в Сибирь, устройство в Сибири… Но с каждым днем меня все неодолимей тянуло туда, где прошли наши самые счастливые семейные годы, в мой леспромхоз и на могилу к отцу. И до того мне стало невмоготу терпеть, что бросив всё, прие-хав чуть дальше Сыктывкара к своему другу и брату Мишке (его оте был похо-ронен рядом с моей матерью), мы по бездорожью, по полуразобранным бетон-кам, по разобранной железнодорожной насыпи добрались до нашего Пелеса !
Побывали и прибрались на могилах
Посидели на развалинах своих домов
Привезли с собой по мешочку землицы…
А к отцу мы поехали со старшей сестрой, заслуженной учительницей РФ на пенсии. Младшая уже больше десятка лет к этому времени сама покоилась в землице .С утра прибрались на могиле, немного помянули и меня оставили нако-нец-то наедине с отцом на весь остаток того дня. Вот уж когда мы всласть наговорились с отцом. С папкой… Самое главное, как оказалось, мы несмотря ни на что очень нежно любили друг друга, и у нас была, да была счастливая се-мья !
И что если бы не война….то возможно ничего бы этого и не было….
Р/S
Благодарю Пермский «Трофи-клуб», благодарю лично Леонида Волошина за фотографии моей «Малой Родины» !
РР/S
Благодарю кировские клубы «Поиск» и «Мемориал» и лично Владислава Вишневского за помощь в установлении обстоятельств ранения и награждения моего отца. Благодарю за его деятельность сайт «Подвиг народа».
РРР/S
Не так давно, зайдя в соцсетях в группу «Ныроб», я увидел свежее выложенные фотографии, на одной из которых узнал себя. Никогда у меня не было этой фотографии. Фотку разместила Галина Шевчук Вот она, вторая в правом ряду, и вон он я , третий в среднем ряду. Я и смотрю на нее.
Оказывается у нас у обоих одна «Малая Родина» - П/я «319». Потом мы с ней жили на одной улице и ходили в один детский садик. Они уехали из Ныроба на следующий год после нас. Уехали в Казахстан, где она стала заслуженной арти-сткой Республики, очень рано, в 45 лет вышедшей на пенсию. Такие они – бале-рины…
Она сейчас у меня в друзьях на «Одноклассниках». Что с того, что не привелось вместе учиться, зато от рыжего мордовского вертухая прятались под одним крыльцом. Но он всё же иногда ловил нас и разламывал одну печенюшку на двоих.
И как-то в разговоре с ней, мы решили, что тоже можем считать себя победителями, как наши отцы и матери. Они победили врага, мы - победили судьбу, выжив назло ей !!!!
Борис Иванцов 2015 год
|
0
