Г.С.РУДЕНКО (р. 1909), украинец, окончил школу-семилетку в ХАРЬКОВЕ и трёхлетнюю торгово-промышленную школу (в 1927 г.) и начал учиться музыке по классу скрипки. Его отец Созонт Иович РУДЕНКО (1878-1938), родом из Звенигородского уезда, тогда работал бухгалтером в "Укркоопсоюзе" ("Укркоопспiлка") и занимал выборную общественную должность церковного старосты ("титаря") в Николаевском соборе, который находился в ведении Украинской автокефальной церкви (УАПЦ). В 20-х гг. собор ещё действовал, потом его взорвали. В 1927 г. начались репрессии против УАПЦ, в которой коммунистические власти углядели "украинский национализм". Был арестован и сослан в КУРСК епископ Александр ЕРЕЩЕНКО (ходили слухи, что его сослали за отказ "помогать органам"). Находясь в ссылке, он работал шофёром. В 1927 г. арестовали и расстреляли священника из Николаевского собора ПАНЧЕНКО. Был арестован в 1927 или 1928 г. прихожанин собора ЛЮШНЕНКО, чей сын был одноклассником Григория Созонтовича. В это время забрали очень многих прихожан. Когда очередной этап осуждённых грузили на ст. СОРТИРОВОЧНАЯ, кто-то из них крикнул: "Стережiться Потiенка!" ("Берегитесь Потиенко!"). Этот выкрик слышали люди, провожавшие этап, и передали предостережение прихожанам. Потиенко был в соборе протодьяконом.
26.01.28 г. арестовали Созонта Иовича. Он сидел на ХОЛОДНОЙ ГОРЕ, жена ходила к нему на свидания. В ОГПУ ей сказали: "Будем Вашего мужа высылать в Восточную Сибирь". Тогда она стала просить, чтобы его не отправляли в этапе, а разрешили ехать самому, без конвоя. В ОГПУ согласились. И на следующее свидание к мужу она пришла с красной розой. Это был условный знак для мужа, что он поедет в ссылку как вольный. Тогда он сидел уже не на ХОЛОДНОЙ ГОРЕ, а на пересылке рядом с Южным вокзалом. Так и произошло. Через два месяца после ареста С.И.РУДЕНКО выпустили, и он уехал пассажирским поездом в КРАСНОЯРСКИЙ край (тогда СИБКРАЙ). Ему дали 3 года административной ссылки и отправили в пос. КОСОЙ БЫК, КЕЖЕМСКОГО р-на (на Ангаре, около дер. БОЛТУРИНО). Причин ссылки семья не знала, но можно было предположить, что дело в его церковной деятельности. Видимо, так оно и было, хотя он был осуждён по статье 58-13 (18.05.28 г., "особым совещанием" при коллегии ОГПУ; это дело прекращено 21.11.94 г. прокуратурой Харьковской обл.) Первые 2 года от него были письма, но потом прекратились. Знакомым в Харьков он прислал письмо, что в ссылке женился. Постановлением того же "особого совещания" от 8.02.31 г. он был "лишён [права] проживания в 12 пунктах" на 3 года...
Далее, текст под спойлером.
Он и позднее жил в КОСОМ БЫКЕ и работал счетоводом в "неуставной сельхозартели". 21.03.38 г. его забрали, а 14.04.38 г. он был осуждён тройкой по ст.58-2,8,10,11 (как "участник к/р повстанческо-террористической организации"). 7.06.38 г. его расстреляли в КРАСНОЯРСКЕ. Он посмертно реабилитирован 21.06.58 г. Красноярским крайсудом. После школы Григория Созонтовича приняли в подготовительный класс Музыкально-драматического института (так тогда называлась консерватория), но в 1929 г. его прогнал некий профессор Дремцов - в институте стало известно, что отец Григория Созонтовича сослан. Многократные попытки найти работу не увенчались успехом: везде спрашивали, где отец? К счастью, у Григория Созонтовича нашлись знакомые в журнале "Музыка массам" (потом он носил название "Радянська музика"), и его приняли в редакцию. Редактором журнала был Филипп Емельянович Козицкий, музыкант и профессор Музыкальнодраматического института. Редакция находилась в доме на углу Пушкинской и Театральной, рядом с редакциями других культурных журналов. Григорий Созонтович успешно работал техническим секретарём, но после переноса столицы в Киев (в 1934 году) журналы начали постепенно переводить туда. Дошла очередь и до редакции "Совмузыки". Искать жильё в Киеве было дело безнадёжное, и Григорию Созонтовичу пришлось увольняться. Он нашёл место книжного корректора в "Детиздате" ("Дiтвидав") ЦК ЛКСМУ, и всё было нормально до осени 1937 г., когда в харьковской областной газете "Красное Знамя" вышла статья "Вражеское гнездо в Детиздате". В ней были перечислены уже арестованные "троцкисты" и "националисты" (директрису издательства БАРУН забрали весной 1937 г.). Ещё упоминались "типы с контрреволюционным прошлым", и в их числе Григорий Созонтович. В тот же день его вызвал главный редактор и с порога потребовал: "Расскажите о своём отце!". Григорий Созонтович сказал всё, как было: за что сослали отца - неизвестно, вестей от него не было. Редактор заявил: "Оправдаете своего отца - тогда приходите!" Григорий Созонтович пошёл спорить в редакцию "Красного Знамени": какое же у него может быть "контрреволюционное прошлое", если в 1920 году ему было 11 лет? Потом он ходил в комиссию советского контроля к какой-то "старой большевичке", в обком профсоюза работников печати, но всё было бесполезно. Его уволили "согласно приказа N 103". Целый год он искал работу, но везде, где висели объявления "требуется корректор", его или не принимали, или увольняли через 1-2 недели, по "сигналам" некой Ворониной, которая бывала во всех издательствах и, как поговаривали, держала "негров"-корректоров. Знакомый Григория Созонтовича, поэт и журналист (он приехал из Чернигова и печатался под псевдонимом ТАСЬ), сотрудник газеты "Соцiалiстична Харкiвщина" Дмитро МОГИЛЯНСКИЙ (р. около 1905) тоже оказался в это время безработным. Его отец ещё до 1917 года вёл полемику с Лениным по национальному вопросу. А в августе 1937 г., когда он лежал дома с плевритом и температурой под 40, его забрали. Как ни разыскивала его жена, ей так ничего и не удалось узнать. Вероятно, он погиб в тюрьме. Только в августе 1938 года Григория Созонтовича приняли корректором в типографию издательства "Радянська школа", на книжной фабрике им. Петровского (рядом с Благовещенской церковью). Там он работал до самой оккупации: на фронт не брали по состоянию здоровья. Его не увольняли (а уволиться самому по тем законам было нельзя), наоборот, перевели его на "казарменное положение", и он лишь изредка бывал дома. В этот период типография уже печатала не учебники, а одни листовки для оккупированных территорий. Только в октябре его уволили "по сокращению штатов", а уже через несколько дней в Харьков вступили части вермахта. В первые месяцы немецкой оккупации он прятался дома и нигде не работал. Мать ездила по сёлам, меняла вещи на продукты. Однажды она вернулась в город едва живая. К тому же стало известно, что оккупанты угоняют всех неработающих в Германию. Григорию Созонтовичу пришлось искать любую работу. Его приняли лаборантом в областную контору "Заготзерно", которая продолжала действовать и при немцах. Контора размещалась по ул. Пушкинской, в доме, где находился "Охматдет" (организация по охране материнства и детства). Коллектив в "Заготзерне" остался в основном прежний. Однажды Григория Созонтовича вызвал начальник и распорядился получить в "Виртшафтскоммандо" литературу, а потом распространить её среди сотрудников. Григорий Созонтович стал отговариваться, а начальник ему: "не сделаете - вызовут в гестапо". Деться некуда, Григорий Созонтович получил "литературу" - две пачки примитивных агитационных брошюрок (такие разбрасывали с грузовиков на улицах), и разложил по одной на столы всем начальникам. А все остальные он сунул в печку (здание было старинное, с печным отоплением) и без свидетелей сжёг. Когда 7.03.42 г. нацисты на месяц отступили из Харькова, Григорий Созонтович устроился корректором в редакцию областной газеты "Соцiалiстична Харкiвщина". Когда газета подготовилась к эвакуации, он был уверен, что сможет уехать вместе с другими сотрудниками, дома попрощался и пришёл в редакцию. Но редактор рявкнул: "Сами пойдёте!" В начале повторной оккупации ему пришлось опять идти работать в "Заготзерно". После окончания оккупации он остался на этой работе, но через две недели его арестовали. Сначала к нему в "Заготзерно" пришёл из НКВД некто ЛАГУТКИН и долго выспрашивал. На следующий день, 11.09.43 г., тот же самый офицер повёл его в НКВД и допрашивал до часу ночи, но потом отпустил его домой (у Григория Созонтовича был ночной пропуск): "Завтра в 11 утра придёте сюда". Наутро Григорий Созонтович пришёл и уже не вышел обратно. Сначала его завели в кабинет, дали бумагу: "Пиши автобиографию!" Но не успел дописать, как пришёл конвой: "Встать!" И повели во внутреннюю тюрьму - сначала в подвал. Там уже сидели трое арестованных: военный врач, женщина и мальчик лет тринадцати, который "подорвал мост" (мальчик был почти голый, - на нём не было ничего, кроме бумажного мешка). А 13.09.43 г. явился ЛАГУТКИН, повёл Григория Созонтовича на улицу, при этом мило с ним беседуя. Но - вовсе не для того, чтобы освободить: только довёл до другого подъезда в том же квартале. Теперь Григорий Созонтович попал в камеру N 13 на 2-м или 3-м этаже внутренней тюрьмы. Там он оказался тринадцатым. В 13-й камере не было ничего, кроме параши. Все спали на полу в такой тесноте, что переворачиваться могли только все вместе. Окошко было загорожено щитом-"намордником". В камере сидели и несовершеннолетние. Один из них, по имени Костя, 17 лет, сидел из-за того, что один раз пошёл на ёлку в "Просвiту" (украинская культурно-просветительная организация). Костя ещё сидел в камере, когда Григория Созонтовича оттуда перевели, и пообещал зайти домой к Григорию Созонтовичу, если его выпустят. Оказалось, что он действительно заходил и рассказал про Григория Созонтовича. Значит, Костю всё-таки выпустили из тюрьмы. Сидя в камере, Григорий Созонтович много раз слышал в коридоре хорошо знакомый голос заключённого из другой камеры, который, видимо, выносил парашу. Хотя он ни разу его не увидел своими глазами, но узнал по голосу своего школьного учителя. Это был преподаватель младших классов Анатолий Федотович ЧЕРВИНСКИЙ (р. около 1885). Уже в 70-х гг. Григорий Созонтович встречал своего одноклассника и от него узнал, что А.Ф.ЧЕРВИНСКИЙ действительно был арестован, но выжил и после освобождения вернулся в Харьков. Во внутренней тюрьме ни разу не было прогулок. Почти каждую ночь Григория Созонтовича гоняли ("Кто на Р, выходи!") к следователю Ивану САПОЖНИКОВУ (ЛАГУТКИН в допросах не участвовал). Следователь "шил" ему измену ("ждал немцев!") и "пятую колонну". "Вы Горького читали? А знаете, что он сказал? Если враг не сдаётся, его уничтожают!" И тому подобное. Оказалось, что был донос из "Заготзерна", от какойто женщины, которую Григорий Созонтович почти не знал. Следователь требовал признаться в "распространении фашистской литературы". Григорий Созонтович рассказал про всю историю с брошюрами, что он их "распространил" только по начальству, а остальные сжёг. Этого следователь не записал. САПОЖНИКОВ кричал, ругался, запугивал, бил по голове. Всё это продолжалось два месяца. Как-то раз в камеру заходил прокурор: "Я из Москвы. Есть жалобы на ведение следствия?" Григорий Созонтович не сказал ничего: решил, что бесполезно. Когда Григорий Созонтович подписал 206-ю, его отправили в общую тюрьму на ХОЛОДНУЮ ГОРУ. Оттуда 22.11.43 г. его и ещё нескольких узников повели пешком под конвоем на "суд". Вызывали по одному. Григория Созонтовича "судили" около 20 минут и объявили: "... приговаривается к высшей мере наказания расстрелу". И после паузы: "Но, принимая во внимание смягчающие вину обстоятельства..." Словом, 10 лет и 5 поражения по ст. 54-1а, 54-10. Приговор вынес военный трибунал войск НКВД Харьковской области. После трибунала всех отвели обратно, на ХОЛОДНУЮ ГОРУ. Потом Григорий Созонтович узнал, что из "Заготзерна" примерно в это же время забрали хлебного инспектора РУБИНСКОГО (р. около 1910). Сам он почти не был с ним знаком, но хорошо знал его старшего брата, учителя литературы. Однажды Григория Созонтовича вызвали и привели его в пустую камеру, где сидело за столом какое-то официальное лицо и листало его "дело". Оказалось, что это юрист. Он спросил Григория Созонтовича: "В чём заключалась Ваша измена родине?" - "Не знаю" - честно ответил Григорий Созонтович. - "Я так и думал". "Кто Вы такой?" - спросил Григорий Созонтович. - "Я адвокат, моя фамилия Лабаз". Григорий Созонтович не придал этой встрече особого значения. В декабре 1943 г. его отправили на этап. Этап везли в нескольких вагонах (всего 200-300 заключённых) и только через 3 дня выгрузили в КУПЯНСКЕ ХАРЬКОВСКОЙ обл. (120 км от Харькова). Всех пешком повели в зону (недалеко от вокзала). На зону впускали сначала бандитов, воров и бытовиков, а 58-ю (около 50 человек) оставили на самый конец. И в результате им пришлось искать место под нарами, так как нары уже были заняты. Только со временем многие смогли занять место на нарах. В зоне стоял один большой барак. Совсем не было санчасти. Заключённые болели и погибали, не получая медицинской помощи. В начале 1944 года погиб сосед Григория Созонтовича по нарам, харьковчанин ПАНЧЕНКО (р. около 1907), который жил на Холодной Горе. На лагерной кухне работал поваром военврач. Григорий Созонтович удивлялся, почему он тоже страдает от голода - разве на кухне нельзя подкормиться? Военврач ответил: варим из такой пакости, что отвращение сильнее голода. Например, однажды сварили дохлых поросят. Зона в КУПЯНСКЕ вообще-то была сельскохозяйственной, но в зимнее время сельхозработ не было, и заключённые строили новую зону рядом со своей. Григорию Созонтовичу пришлось натягивать на столбы колючую проволоку, во много рядов. Столбы и балки для новой зоны таскали на плечах издалека, с немецких укреплений, вырытых в толще меловых гор. Балки, сваи и опоры из этих укреплений вытаскивали с риском обрушить на себя меловые своды. Потом перетаскивали в зону. Была ещё и другая работа: вырубать ломом кубические блоки из речного льда. Григорий Созонтович рубил лёд, а когда прорубил, провалился и оказался по шею в воде. Его вытащили, а сам мог бы не выбраться. В марте 1944 г. в лагерь неожиданно пришла бумага на Григория Созонтовича. 17.03.44 г. военная коллегия Верховного суда сняла с него обвинение по ст. 54-1а и изменила срок на 8 лет и 3 поражения: "обвинение по ст. 54-1"а" никакими фактами не обосновано". Как видно, разговор с юристом на Холодной Горе всё же не пропал даром. Но тут Григория Созонтовича ждала другая напасть. Его начал вызывать опер, сперва днём: "Вот если узнаешь, что ктото готовит побег - что будешь делать?" Позднее стал допытываться, что говорят в зоне про "второй фронт" (Григорий Созонтович и не знал, что это такое). А последний раз вызвал среди ночи и грозился "послать в Сибирь", если Григорий Созонтович "ничего не даст". Григорий Созонтович всё это слушал, слушал - и спросил: "Вот вы мне лучше посоветуйте, что мне ответить, когда в бараке спросят, зачем опер вызывал?" - "Скажешь, что статью уточняли..." - "Среди ночи?" На том разговор и кончился. Когда стало уже тепло, в апреле или мае 1944 г., в самом деле Григория Созонтовича вызвали на этап и сначала отправили обратно в ХАРЬКОВ, на пересылку около Южного вокзала. Там готовили этап в Сибирь. Этапники проходили медосмотр в санчасти. Но Григорию Созонтовичу записали в формуляр "дальнего этапа не выдержит" и оставили в ХАРЬКОВЕ. Его отправили в лагерь при з-де "СЕРП И МОЛОТ". Жилая зона размещалась в большом, буквой "П", пятиэтажном здании по проспекту им. Сталина (ныне Московский проспект), которое до войны было известно как "Дом стахановца". В одном крыле здания жили мужчины, в другом женщины. Заключённые как мужской, так и женской зон работали на заводе "Серп и Молот". Начальником лагеря в 1945-1946 гг. был ВОЛКОВ. Когда в 1945 г. он только появился на "Серпе и Молоте", он заходил в столовую и пробовал суп, который давали заключённым. Сначала Григорий Созонтович со своей бригадой жил на 3-м этаже, в комнате с тремя 4-местными железными сварными нарами-вагонками. У всех в его бригаде была 54-я (58-я) статья. Потом их бригаду перевели на 5-й этаж, а на 3-й этаж переселили воров. Раньше, когда воры были на верхнем этаже, узники спокойно спускались и поднимались по лестнице. После переселения ходить по лестнице стало опасно: воры отнимали передачи. Григорий Созонтович работал со своей бригадой в литейном цеху. В первый день его поставили заливщиком, но ему было не под силу поднять (вдвоём с вольным напарником) кокиль с расплавленным металлом. Тогда его поставили формовщиком, хотя и это была тяжёлая работа. В литейку водили под конвоем, через громадную территорию завода. По дороге конвой издевался, как хотел: били, заставляли ложиться в снег, в грязь. В конце концов узники рискнули пожаловаться, и благодаря стараниям зав. санчасти начальника конвоя заменили. Издевательства прекратились. После смены, когда узников заводили в жилую зону, конвой нередко пересчитывал их по 2-3 раза, а бывало, что и 5 раз подряд: начальство очень боялось побегов. Работали в литейке по 12 часов: месяц в дневную смену, а месяц в ночную. Там работали также немцы-военнопленные, причём когда бригады узников выходили в день - пленные работали в ночь, и наоборот. До мая 1945 г. выходных не было совсем. Потом все воскресенья сделали выходными. На 2-м этаже находилась санчасть со стационаром. Заведовала санчастью вольная, Каменецкая. Одно время Григорию Созонтовичу пришлось лежать в стационаре (у него больное сердце). После лечения его хотели освободить от "литейки", но он отказался - не хотел менять бригаду. Когда однажды в цеху ему попал в глаз осколок и глаз сильно заболел, он пошёл в санчасть и попал на приём к известному хирургу СУЛИМЕ, который сидел по 58-й. Хирург его посмотрел, хотя сначала и сказал: "Я же не окулист, а хирург". Он сделал Григорию Созонтовичу повязку на глаз. Через несколько дней, когда Григорий Созонтович вышел во двор, его увидел проходивший мимо ВОЛКОВ, начальник лагеря. Он спросил, почему глаз завязан, а когда узнал, в чём дело, сказал: "Вам надо к окулисту. Я распоряжусь". И в самом деле, на следующий день Григория Созонтовича вызвали и повели (с двумя конвоирами) через весь город (пешком, потом сели на трамвай) в глазную клинику на Пушкинскую. Там глаз посмотрели и выписали лекарства. Эти лекарства подействовали хорошо, глаз перестал болеть. Зрение со временем восстановилось. На "Серп-и-Молоте" Григорию Созонтовичу тоже пришлось отбиваться от приставаний опера, но только поначалу. Потом кум отвязался. В бригаде Григория Созонтовича работал ГОРДИЕНКО. Узники уличили его в стукачестве и били в своей комнате. Григорий Созонтович часто получал передачи от матери, но ему ни разу не дали свидания, хотя другим давали. Он спросил у опера, почему не разрешают свиданий. Опер посмотрел на его формуляр и сказал: "Вы свидания никогда не получите!" В августе 1946 г., ночью, колонну узников вывели под конной охраной из "Дома стахановца" и погнали на станцию СОРТИРОВОЧНАЯ. Там этап погрузили в товарные вагоны без нар - по 40 человек в вагон. За 21 день пути из вагона ни разу не выпускали. Зато ежедневно врывался конвой с автоматами, узников сгоняли в один конец вагона со всеми их скудными пожитками и выстукивали длинными деревянными молотками каждую дощечку, а потом теми же молотками перегоняли узников в другой конец и выстукивали вторую половину вагона. Последние 3 дня пути вообще ничем не кормили, давали только кипяток. Соседом Григория Созонтовича по вагону оказался школьный учитель химии Дмитрий Константинович СКАЧКОВ (р.около 1890). У него был срок 10 лет за "измену родине": во время оккупации он продолжал преподавать в школе. В последние дни пути, во время стоянки на какой-то станции, Григория Созонтовича вдруг вызвали из вагона и повели в хвост состава (пока его вели, он совсем было решился броситься бежать и таким способом покончить счъты с жизнью, но вспомнил о матери и передумал). Его завели в последний, конвойный, вагон, и там очередной опер опять взялся за вербовку, - только этот больше манил пряниками вроде хорошей должности в лагере. После этого случая Григорий Созонтович стал бояться, что в ВЯТЛАГЕ ему тоже не будет житья от кума, однако опасения не оправдались: опер в подхозе (см. ниже) оказался неплохим человеком и совсем не приставал, - по крайней мере, к Григорию Созонтовичу.
...Этап как начался ночью, так ночью и закончился. Всех выгрузили в лесу, при свете сигнальных ракет, и погнали пешком на пересылку. Это была ст. ЛЕСНАЯ, "столица" ВЯТЛАГА. До пересылки шли, должно быть, часа два, еле-еле передвигая ноги, даже конвой не подгонял. Григорий Созонтович и Д. К.СКАЧКОВ шли рядом. Когда один падал, другой его поднимал, и так много раз. На пересылке этапу дали отдых. Оттуда узников распределяли по лагпунктам и командировкам ВЯТЛАГА. Всего тогда действовало 15 лесоповальных лагпунктов и 3 "совхоза", т.е. подсобных хозяйства, которые снабжали овощами весь ВЯТЛАГ. Туда посылали при слабом здоровье, тех, от кого на лесоповале всё равно не было бы толку. Через две недели СКАЧКОВ сказал: "Знаете, меня определили в совхоз N 3, я и Вас записал". В совхоз везли в вагоне, выгрузили на ст. ВОЛОСНИЦА и вели пешком ещё 5-6 км. На место привели уже ночью. Когда подошли к зоне, увидели красивые резные ворота. Они открылись, вышел нарядчик и повёл в зону со словами: "Здесь хорошее место, не пропадёте"...
Интересно у нас в Кайском районе образовывалось при раскулачивании и репрессиях десятки поселков /пусть и номерных/ но каждый имел свое название -думаю один из крупных Скачек из за фамилии Скачков назван...Как раз на золотоносной речке Кужва ,на ней немало бараков Дедовка, Мерзляк ,думаю то же названы чьими то фамилиями
Вот было бы здорово ,если бы нашлась какая-то информация о том, как проходило раскулачивание именно в нашем районе. Наверняка где-то есть такие данные...
Местное население также подвергалось репрессиям. 29 апреля 1930 г. особой тройкой при ПП (полномочный представитель) ОГПУ жители села Лойно крестьяне-единоличники Никита Семёнович и Александр Никитович Ефимовы (отец и сын), а также А.Е. Ефимов сосланы в ссылку на три года. Спустя полгода, 15 ноября, «единоличники» П.Н. Ефимов из Лойно, А.Т. Лузянин из деревни Бардинская Волосницкого сельсовета тоже осуждены на три года ссылки, а П.Е. Власов из деревни Тихово на 10 лет заключения в концлагерь. В 1930 – 1933 гг. разные сроки лишения свободы или ссылки получили 43 жителя Кайского района. Местных крестьян силой загоняли в колхозы, хотя некоторые, несмотря на репрессии и притеснения, большие налоги, сопротивлялись до последнего. О последнем единоличнике Кайского района писала газета «Кировская правда» в 1935 г.: «Недавно в колхоз им. Ворошилова вступил последний единоличник Ефим Степанович Вольгин. Он несколько лет приглядывался к колхозу и всё не решался вступать…»
Добрый вечер всем. Я был в Чабисе с 1967 по 1970 год. Мама со мной приехала к отчиму, который отбывал наказание. Очень мало фото о Чабисе, постараюсь найти и опубликовать. Всем добра!
Скворцов Борис Васильевич-мой дед.Родился 29 июля 1926 года в деревне Зубилиха Горьковской области.Пошёл воевать в декабре 1943 года,но, так как ему не было 18 лет, был направлен в учебку ,на курсы танкистов.В начале 1945 года воевал в составе 3-й гвардейской танковой армии ,входившей в 1-й Украинский фронт.В боях под Бреслау танк дедушки был подбит и сгорел,двое его товарищей погибли.Участвовал в штурме Берлина и в Пражской операции.За проявленное мужество и отвагу,в звании младшего сержанта,был награжден орденом славы 3-й степени ,медалью"За взятие Берлина" и медалью"За освобождение Праги".После войны служил в Чехословакии,Австрии и Германии.Домой вернулся в 1950 году.С 1962 года работал в железнодорожном отделении пос.Лесного.Прошёл путь от кочегара до машиниста паровоза.Неоднократно удостоен звания "Ударник коммунистического труда."Ушел из жизни 30 ноября 2002 года.Похоронен в поселке Лесном.Мы гордимся нашим дедом!
А какое это было событие вселенского масштаба-открытие кинотеатра! Ходили практически на все фильмы:семьями, классами, коллективами. А геометрия дорожек объясняется очень просто: по окончании сеанса люди выходили из зала по бокам кинотеатра. Вон маленькая дверь около трубы.
Дааа... Я здесь 5 лет отучилась, с самого первого дня существования школы. А какие преподаватели были! Это они привили мне любовь к музыке, особенно к классике. До сих пор помню всех!
26.01.28 г. арестовали Созонта Иовича. Он сидел на ХОЛОДНОЙ ГОРЕ, жена ходила к нему на свидания. В ОГПУ ей сказали: 
0
