Необычный процесс проходит в Ленинском суде Кирова, том самом, где судили Алексея Навального по делу Кировлеса. Сейчас здесь судят заключенного Алексея Галкина. Галкина обвиняют в оскорблении сотрудника СИЗО-2 «нецензурными словами». За несколько месяцев до этого заключенный уже был осужден за «ложный донос» на сотрудников ФСИН, которых обвинил в пытках.
«Я вскрылся, гражданин начальник»
— Единственно, чем я могу заниматься в жизни от души — это защищать заключенных, — говорит мне «Петруха» Курьянов. Мы сидим в вятском кафе на улице Спасской, пьем имбирную настойку. Петруха — так зовут Курьянова друзья. Петрухе 47 лет, у него пять судимостей. Сейчас он правозащитник, а недавно был «фальшивомонетчиком». В 90-е годы они вместе с братом подделывали деньги. Из двух тысячных купюр легко получалась стотысячная, если от одной приклеить два нуля к другой. Братья купили шампанское, коробку конфет, а потом попали в тюрьму.
Первый срок Петруха отбывал в СИЗО Саратова, за первым последовал второй, за вторым — третий.
— Это был ад, настоящий ад, — вспоминает Петруха свой первый срок в саратовской колонии. — Били так, что взрослые мужики рыдали от боли и кричали «Мамочка!». А потом уже и кричать не можешь, голос сорвал, хрипишь… Сутки бьют, другие, третьи, с ума сходишь, что угодно сделаешь, только чтобы это прекратилось!
Чтобы прекратить страдания, заключенные «вскрываются» — режут себя лезвиями или любым острым предметом, например, монетой с заточенным краем. Режут руки, ноги, животы, так, что кишки вываливаются: «Я вскрылся, гражданин начальник!». Это традиционный метод, проверенный. Есть еще и другой — «заштыриться». Штырь — это тонкая проволока или гвоздь, которые вводят под кожу, чтобы угодить ближе к сердцу или попасть в легкое.
Петруха Курьянов. Фото: Василий Петров / Facebook
— Понимаете, когда лежишь в луже крови, к тебе уже другое отношение, — доверительно объясняет Петруха. — Уже не бьют. Медика вызывают. Могут даже в больничку отправить. Ну им очень не хочется, чтобы ты подох в их смену… Петруха поднимает рукав и показывает следы порезов на руке, несколько продольных полосок ближе к кистевому суставу. Шрамы уже почти совсем зажили. У его подзащитного Алексея Галкина порезы свежие.
Рецидивист Галкин
Алексею Галкину 39 лет, он родился в деревне Большая Челка Советского района Кировской области. Первый срок за воровство получил условно как несовершеннолетний, второй — с испытательным сроком, а третий уже отбывал в колонии общего режима. Из своих 39 лет Галкин отсидел 17 лет, у него около 10 судимостей и почти все за кражи. Но если подсчитать ущерб, который Галкин принес государству и отдельным гражданам за 17 лет своей криминальной деятельности, то получится меньше, чем ежемесячное жалованье московского судьи, прокурора или адвоката.
По материалам уголовного дела:
2 декабря 2006 года Галкин совершил кражу из дома по улице Молодежной города Советска. Подошел к окну веранды, при помощи физической силы оторвал доски и проник. Взял DVD-плеер стоимостью 2900 рублей, DVD диски стоимостью 15 рублей за диск, CD диски стоимостью 9 рублей 50 копеек за диск, фонарик стоимостью 110 рублей и банку для дисков, не представляющую ценности. Все это он сложил в мешок. С похищенным вылез из квартиры через окно веранды. Имущественный ущерб оценивается в 3370 рублей. С обвинением Галкин согласен. Отягчающим обстоятельством является рецидив".
Как рецидивист Алексей Галкин был осужден на три года лишения свободы с отбыванием в колонии строгого режима и отправлен этапом в лагеря Верхнекамского района Кировской области. В сталинские годы в верхнекамской тайге находилось 38 лагерных пунктов, объединенных общим именем — Вятлаг. От холода и голода в Вятлаге гибли тысячами: раскулаченные крестьяне, депортированные граждане из Прибалтики, интеллигенты, объявленные «врагами народа». Сейчас на месте сталинских лагерей — зоны для «особо опасных преступников»: террористов, экстремистов, рецидивистов, убийц, каннибалов, растлителей малолетних. Также сюда отправляют тех, кто пишет жалобы, требуя соблюдения «прав человека».
«Черный дятел»
Алексею Галкину довелось отбывать наказание в нескольких колониях Вятлага: ИК-1, ИК-20 и ИК-6. Последняя известна в народе как «Черный дятел». Среди заключенных об этом «исправительном учреждении» ходят легенды пострашней, чем о замке кровожадной графини Батори.
— Тебя вызывает начальник и спрашивает: «Пятнадцать через баню или в бочку?» — рассказал мне бывший заключенный Владимир Витальев (фамилия изменена). — «Через баню» — это значит в бане помоют, положат на лавку и бьют по пяткам дубинкой, пока не распухают ноги и ты уже не можешь ходить. Бочка — это цистерна с обрезанным верхом. Туда помещают человека и бьют по бочке железными прутьями, пока не пойдет кровь из ушей, и человек падает без сознания. После бочки даже самый дерзкий зэка будет как шелковый.
— Если ты какую-то провинность совершил — вспоминал бывший заключенный Владимир Антюпин (фамилия изменена). — Тебя вызывает замначальника колонии. Заходишь к нему в кабинет, он говорит: «Нагибайся!». Он достает такую толстую березовую палку, три раза ударяет тебя по заднему месту от всей души! И ты должен сказать ему: «Спасибо, гражданин начальник!». А если не сказал, будет бить до тех пор, пока не скажешь.
Заключенный Эдуард Горбунов рассказал о пытках в «Черном Дятле» адвокату Наталье Кругликовой.
Редкая жалоба из «Черного дятла» и других верхнекамских колоний долетает до проверяющих органов или общественных организаций. А если долетает, мгновенно превращается в «ложный донос».
В 2017 году Галкин, только что освободившись, в тюремной робе приехал в московский центр «За права человека». Заключенный рассказал правозащитникам о том, что довелось ему пережить в местах лишения свободы. О том, как били пять суток, сломали два ребра и раздробили пальцы. О том, что перед освобождением его вызвал к себе начальник оперативной части и начал бить в собственном кабинете. А потом заставил написать, что синяк под глазом — это потому что упал с турника и ударился лицом… О том, что неоднократно «резался» и «штырился», пытаясь остановить избиения и пытки.
Из материалов судебной экспертизы Алексея Галкина:
«В настоящее время у больного Галкина находится инородное тело 5/0 на 15 см выше диафрагмы. В удалении последнего тела больному было отказано по сроку освобождения из-за травматичности операции. Из заболеваний — туберкулез, оперирован. Больной Галкин рассказывает, что страдает кошмарными сновидениями по поводу многочисленных самоповреждений, которые наносил в знак протеста из-за плохого с ним обращения, когда «всю камеру залил кровью».
Жалоба заключенного Алексея Галкина была направлена в Следственный комитет России на имя его главы Александра Бастрыкина. Но вместо того чтобы наказать сотрудников ФСИН, следственные органы и суд Кирово-Чепецкого района «наказали» того, кто жаловался. Алексей Галкин был осужден два года лишения свободы за «ложный донос». Другие заключенные отказались свидетельствовать в его пользу. Сейчас дело Галкина рассматривает уголовная коллегия Верховного суда.
Дневник заключенного
С Алексеем Галкиным мы встретились в суде Ленинского района. Год назад в этом здании судили оппозиционера Алексея Навального. Я замечаю коридоре судью Сергея Блинова, признавшего Навального виновным в хищении леса. Судья прекрасно выглядит, даже слегка пополнел, у него розовые щеки и благодушный вид человека, хорошо выполнившегося свою работу. Подсудимый Алексей Галкин худ как спичка, у него бледное осунувшееся лицо с впавшими глазами, чем-то он неуловимо напоминает узников сталинских лагерей. На судебное заседание его как «опасного преступника» приводят в наручниках в сопровождении вооруженных конвоиров и помещают в клетку.
Алексей Галкин.
На заключенном — черная майка с эмблемой Комитета против пыток — «No torture!». С собой он приносит толстую стопку тетрадок и листов, которую аккуратно раскладывает на лавке. На листах — ходатайства и жалобы, в тетрадке — дневник, который ведет заключенный СИЗО-2.
— Позвольте зачитать, ваша честь? — обращается обвиняемый к молодой и симпатичной судье Жанне Самсоновой. — В камере 101 содержался некто Соломонов. Он сказал, что на обеде ему дают меньше нормы, что было действительно так. Ему навязывали взять что дают, различно провоцируя его. Он все одно не брал. Тогда корпусной заверещал: «Вы отказываетесь выполнять законные требования!», достал баллончик с газом и начал брызгать в камеру 101. Набежали мусора, выволокли Соломонова по грязному полу и бросили в коридоре. Старый больной человек валялся на полу, в грязи! Я же сидел у дверей камеры 113 и все видел. К моей двери подошел тюремщик и сказал: «Что ты смотришь, может, тебе тоже в камеру прыснуть?». А я ему сказал, что сейчас пойду на суд и все расскажу, что здесь в СИЗО-2 убивают! Может быть, сделаем ксерокопию моего дневника и приобщим к уголовному делу?
— Хорошо, мы приобщим, — добродушно соглашается судья Самсонова. — Но подсудимый, я прошу вас говорить ближе к сути вашего обвинения!
— Я нахожусь в СИЗО-2 по делу о ложном доносе на сотрудника ФСИН, — продолжает Галкин. — А сейчас меня обвиняют в оскорблении сотрудника СИЗО-2 Бойко нецензурными словами. Ну естественно, сотрудники ФСИН ко мне никакой любви не испытывают! Я для них злостный нарушитель, бесконечно сижу в карцере. Медицинскую помощь мне не оказывают. Ко мне не допускают моего защитника Петра Курьянова. Мне предложили дать видеоинтервью пресс-службе ФСИН о том, что правозащитники Курьянов и Пономарев занимаются общественной деятельностью на деньги контрразведки и являются шпионами вражеских стран! А когда я отказался, завели это уголовное дело! Да, признаю, я выражался матом, используя его для связки слов. Но если исходили от меня оскорбления, они были направлены не против конкретного сотрудника Бойко, а против всей этой подлой и гнилой системы ФСИН! Может быть, я тоже действующий агент ЦРУ, ваша честь?
Кузница обвинения
На допрос вызывается старший следователь Валентина Осетрова. Это яркая блондинка в синем форменном мундире. Именно она вела дело по оскорблению младшего инспектора Юрия Бойко. Девушка в чине майора отличается удивительным хладнокровием, но не очень цепкой памятью. Почти на все вопросы майор отвечает односложно: «Я не помню в связи истечением времени. Посмотрите в материалах дела». Для Ленинского суда Кирова характерна ситуация, когда свидетели обвинения массово теряют память и дар речи. Так было во время процесса Навального, так обстоит дело и во время процесса Галкина.
— Скажите, пожалуйста, почему вы стали заниматься уголовным делом Алексея Галкина? Вам кто-то это дело принес, положил на стол? — спрашивает защитник Петр Курьянов. — Позвонил по телефону? При каких обстоятельствах это произошло?
— Материал мне отписывается руководителем нашего Следственного отдела, после чего мы его получаем и расписываемся в соответствующем журнале, составляем рапорт, — монотонным голосом отвечает майор. — Более подробно объяснить не могу, в связи с истечением времени… Посмотрите в материалах дела.
— Скажите, пожалуйста, у вас в материалах уголовного дела указано, что заключенный Галкин оскорбил сотрудника СИЗО Бойко находясь в состоянии опьянения. Как такое могло получится? Где заключенный одиночной камеры нашел алкоголь?
— Наверное, это техническая ошибка, — отвечает старший следователь после некоторых раздумий. — Но я не помню. В связи с истечением времени…
На последнее заседание суда Ленинского района Галкина приводят в оранжевой униформе словно узника американской тюрьмы. Оказывается, такую «американскую форму» ему выдали после очередного водворения в русский карцер. В знак протеста он разрезал себе вены.
Алексей Галкин и Петруха Курьянов.
— Я вскрылся, потому что меня преследуют тюремщики, — объясняет Галкин суду. — Недавно в моей камере вдруг нашли пыль. За это преступление меня посадили в карцер. Причем мне не дали мои книги и записи, чтобы я мог готовиться к судебному заседанию. Не накормили завтраком… Вывели на растяжку и пинали по ногам, оскорбляли и унижали мою честь и достоинство. Поэтому я и порезался! А что же еще мне делать?!
К заключенному Галкину вызывают бригаду Скорой помощи, перевязывают руку свежими бинтами, и заседание продолжается как ни в чем ни бывало.
Прокурор Максим Буянов требует для Алексея Галкина наказание в виде «лишения свободы на два года и два месяца по совокупности преступлений, с отбыванием в колонии строгого режима». Два года — за ложный донос на заместителя начальника колонии ИК-20 Станислава Коврова и еще два месяца — за публичное оскорбление младшего инспектора Юрия Бойко во время исполнения служебных обязанностей.
Защитник Петр Курьянов заявляет, что дело против Алексея Галкина было сфабриковано сотрудниками следственных органов и просит оправдать своего подзащитного. Судья Жанна Самсонова удаляется для принятия решения в «совещательную комнату» до 22 февраля 2017 года. Ничего не предвещает, что приговор будет оправдательным.
Но два года и два месяца — не очень большой срок для того, кто пробыл в неволе 17 лет. Тем более что почти половину этого срока Галкин уже отсидел, пока суды различной инстанции рассматривали его жалобы. На очереди — Европейский суд.
— Чем будете заниматься, когда выйдете на свободу? — спрашиваю я Галкина.
— У меня есть женщина, она тоже сидит. И сидеть ей долго. Поеду к ней, попробую помочь. Другим заключенным буду помогать, если смогу. В Москву поеду, к правозащитникам. Конечно, очень хотелось бы уехать в свободные страны. Но не знаю, как… с моей-то биографией.
— Как вы думаете, сможет ли Галкин приспособиться к жизни на свободе? — спрашиваю я правозащитника и бывшего заключенного Петра Курьянова. — Выдержит испытание волей?
— Выдержит, если захочет, — уверенно говорит Курьянов. — Я же смог. Я сам себе отменил приговор, заработав мозоли на пальцах от шариковой ручки. Азы процессуальной науки постигал с помощью сокамерников. И тогда уже понял: начните сами себе помогать и обязательно найдется тот, кто вам поможет.
|